Марта вздрогнула. Трудно жить, когда у тебя такой плохой слух, сначала цокот копыт не услышала, теперь шаги за спиной. Зато зрение хорошее, ни одна деталь не останется незамеченной. Голубые глаза, необычайно голубые, острый прямой нос, прямо как у какого-то греческого бога; подбородок мог бы быть немножко более волевым, в этом смысле уланы и гусары выглядели импозантнее; а вот уши смешные, большие и оттопыренные.
— Нравится.
— Хотите попробовать?
Выговор не местный, из Москвы, наверное, или, пуще того, из столицы, почему иначе от него словно пахнет морем?
— В каком смысле попробовать? Хотите, чтобы я откусила кусочек от вашего буфета? Не думаю, что это очень уж вкусно.
Зачем я стала ерничать, мне же самой такое не нравится? А он стеснительный, немногословный, не отшутился, а вспрыгнул ловко на повозку и стал отвязывать кресло. Значит, все-таки владелец, иначе не посмел бы.
— Пожалуйста. Располагайтесь поудобнее.
Да, в этом кресле я могла бы сидеть до бесконечности, подберешь ноги под себя и сидишь, читаешь или просто мечтаешь.
— Это магазин вашего отца?
— Нет, я вообще не местная, я — переодетая французская принцесса. Революционеры хотели отрубить моей бабушке голову, но она сбежала и скрывалась в разных странах. Я вместе с цыганами всю Европу объездила.
— А в остзейских губерниях вы были?
— Как в остзейских, так и вестзейских. А почему вы спрашиваете? Вы что, оттуда родом?
— Да, оттуда.
И вовсе не из Петербурга и даже не из Москвы…
— И что вы тут делаете? Вы, случайно, не сбежавший каторжник?
— Нет, я младший сын вольного крестьянина.
— Младший? Так, значит, вас зовут Иванушка?
— Нет, Александр.
— По Александру Первому или Александру Освободителю?
— По Александру Македонскому.
Заставил-таки рассмеяться! И как это я не сумела удержаться?
— Ах вот почему у вас такой странный акцент. Македонский, значит!
— Позвольте спросить, а как вас зовут?
— Марта.
Теперь надо быстренько слезть с кресла, а то еще подумает бог весть что.
— Не хотите еще посидеть?
— Благодарю, для французской принцессы это кресло жестковато.
Так кончаются сказки. Или нет, именно сказки так не кончаются, у сказок конец обычно счастливый. Лучше не смотреть, как он снова грузит кресло на повозку, а сам садится в коляску. Можно пойти в магазин и спросить у отца, папиросы какой фабрики он купил, асмоловские или кушнаревские — это вроде как лепестки обрывать; но зачем? И вправду «жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, — такая пустая и глупая шутка»…
