— Между прочим, меня зовут Мэтью, но можете называть меня Мэтт, — добавил он, улыбаясь мне, словно это был огромный комплимент. Сквозь гул голосов мы направились к бильярдному столу.
— …Я на этаже А, приходи потом, у нас будет вечеринка, — говорил кто-то.
— …Погляди на ту девчонку в кожаных джинсах…
Вон там…
— …Ты на каком курсе?..
— …Чей раунд?..
— …Видишь вон там моего друга? Он прекрасно играет в теннис, выступает за Гибралтар. Разносит меня как бобик грелку…
— Тебе нравится теннис? — спросил Мэтью, дотронувшись до моего плеча. — Может, сыграем в парный? — Он глядел на меня. Вопрос был направлен мне.
Потом, когда я пыталась заснуть, мой ответ не давал мне покоя.
— Нет, я плохо играю.
Я протянула руку и взяла фотку, которую Билл сделал в Майами, после того как я выиграла в турнире. Это была одна из моих любимых, в серебристой рамке. Мои теннисные дни казались мне теперь прекрасным сном. Как я хотела вернуть мою прежнюю жизнь, хотела играть, как раньше. Мне до сих пор трудно было поверить, что я никогда не смогу выйти на корт. Я прижала к груди фотографию.
— Милый Боженька, верни мне мою жизнь, верни мне мою жизнь, — молилась я, не выпуская из рук рамку.
Наутро я проснулась и не сразу сообразила, где я. Рамка с фотографией упала на пол. Потом все вспомнила и еще час пролежала в постели.
Совет студенческого общежития организовывал вечеринки с танцами, дискотеки, спортивные мероприятия, развлекуху с гладиаторами и надувными замками, забег парами по пабам. Все это было приятно и забавно, но предполагало использование рук и ног. Для таких калек, как я, требовались совсем другие забавы.
Неделя Новичка, четверг. Представители различных обществ, объединенные в Студенческий союз, зазывали нас в свои ряды. Софи захотела записаться в нетбольную команду, и мы одолели несколько лестничных пролетов и добрались до спортивного отдела, где звучали призывные голоса:
— Присоединяйтесь к обществу любителей лыж.
— Эй, девчонки, интересуетесь рэгби?
— Записывайтесь на теннис, нам нужна хорошая команда в этом году.
Мне стало нехорошо. Казалось, что все смотрели только на меня. Мне отчаянно захотелось орать, визжать, опрокидывать столы. Что я тут делаю?
К концу недели мои ноги были в таком состоянии, как будто я — против своей воли — воевала на фронте. Я сняла носки; пальцы ног были словно израненные солдаты, в водяных мозолях, расплющенные. Два пальца практически лежали друг на друге, словно в любовном экстазе. Еще один палец так согнулся, что терся об обувь и был красный и ободранный. Края носков оставили глубокие следы на ноге. В щиколотках и ногах скопилась жидкость, и они проминались при нажатии. Потом жидкость снова поднималась, словно тесто. Я с отвращением смотрела на свои ноги, на кривые, некрасивые пальцы.
