В холле стоял гул множества голосов.
— Посмотри сначала твой, — сказал Себ.
— Почему я? Ты посмотри. Но я не хочу открывать их здесь, — ответила я. Вокруг меня звучал смех, а кто-то горестно всхлипывал.
Этот маленький коричневый конверт был словно волшебный ключ от двери. Я должна была войти в нее вместе с моими друзьями. Я не хотела остаться одна перед дверью, совершенно одна. Я крепко сжала конверт.
— Я не могу открывать его здесь, — повторила я, дернув Себа за рубашку. — Не могу и не буду.
— Ладно, тогда откроем дома, — усмехнулся Себ, взяв меня за руку. Он держал себя намного спокойнее меня.
Вскоре мы подъехали к винному магазину.
— Нам надо что-нибудь купить, чтобы было чем отпраздновать, если все хорошо, — сказал он. — Или чтобы утопить наше горе, — добавил он, целуя меня. И скрылся за дверью магазина.
Я посмотрела на свой конверт. Мне хотелось вернуться в Корнуолл, подальше от всего этого. Неделя, проведенная с Себом, была замечательная, легкая неловкость между нами исчезла. У нас опять было все нормально. Себ учил меня серфингу и был всегда готов подхватить меня, если волны сбивали с ног. Софи, с ее длинными, волнистыми волосами и в красно-голубом гидрокостюме выглядела как Чудо-Женщина[11]. Вечерами, устав от серфинга, мы с Софи бросали ребят на берегу и помогали Мэгги, матери бойфренда Софи, готовить ужин — часто мы пили джин с тоником и выходили на улицу покурить! А стероидный препарат оказался волшебным. Я совершала длинные прогулки по берегу моря и даже ухитрялась лазить по скалам, хотя после этого мои ноги делались вдвое толще обычного. Софи называла их «волшебными» — утром они были маленькими, а вечером большими.
Мы устраивали пьяные игры. Однажды ночью стащили у Мэгги «Шанель № 5» и разбрызгали на шорты ребят, а на следующее утро нам пришлось признаться в этом, когда она недоумевала, куда исчезли ее новые, дорогие духи.
Я снова чувствовала себя обычным, нормальным подростком, хотя часто жаловалась Себу на свое округлившееся лицо, следствие стероидных препаратов.
— У меня толстые щеки, — стонала я каждое утро. Он в шутку щипал их и говорил, что любит мое лицо. Он внушал мне уверенность в себе и уверял, что я не тяжелая, когда тащил меня на закорках, если я уставала. Он уверял, что я скоро поправлюсь, «выйдя из тюрьмы» — ведь теперь я снова могла делать все, что мне хотелось.
У Себа редко бывали депрессия, беспокойство или плохое настроение — его оптимизм заставлял и меня чувствовать себя гораздо лучше. Я с ужасом сознавала, что приближался день его отъезда. В сентябре он собирался уехать на полгода в Новую Зеландию и Австралию. Я понимала, что наше время истекало.
