Письма к русским эмигрантам | страница 5
Необходимо вспомнить еще одно обстоятельство. Молодые люди, состоявшие тогда в различных эмигрантских организациях, мечтали о проникновении в Россию, на свою родину. Мне же удалось, как это уже рассказано выше, на грани 1925–1926 годов совершить нелегальное путешествие по России и вернуться в эмиграцию. Человек, побывавший в России, был окружен известным ореолом в глазах молодежи, но не в моих собственных глазах.
Дело в следующем. В 1927 году открылось, что «тайное» мое путешествие по России было от начала до конца известно соответствующим органам Советской власти. Причины, почему меня не задержали, мне не совсем ясны и по сей день. Но тогда, в 1927 году, я счел себя одураченным политиком и имел великое желание совсем и навсегда сойти с политической арены. И только в 1937 году я покончил с политикой. В качестве совершенно частного человека находился в одном городке Югославии, где и пережил вторую мировую войну.
Югославия была оккупирована немцами под видом независимой Хорватии. Мне удалось не поклониться Гитлеру. Его теория о том, что немецкая раса, как сероглазая, призвана повелевать над людьми с темными глазами, казалась мне непостижимо нелепой. И в особенности потому, что нелогичный этот расист начал истреблять сероглазых же, т. е. англосаксов, норвежцев, чехов, поляков и русских.
О делах же нацистов я мог судить, наблюдая, с какой жестокостью их подручные, хорватские усташи, преследовали сербов. Стены городка, где я жил, неоднократно покрывались объявлениями с перечислением казненных по имени и фамилии. При этом соблюдался такой расчет: за каждого убитого или раненого немца или хорвата расстреливалось 10 сербов. Эти десятки брались из числа совершенно ни в чем не повинных людей, сидевших в тюрьмах как «заложники».
О моральных издевательствах, которые переносили сербы, я заключал по одной статье, напечатанной в столичной (город Загреб) хорватской газете. Там некий фельетонист писал примерно так:
«В некоторых отношениях наша речь сейчас упростилась. Раньше о дурных людях надо было нанизывать много слов, чтобы сделать точную их характеристику. Например: убийца, грабитель, вор, мошенник, негодяй и т. п. Сейчас достаточно сказать два слова: он серб! И все будет ясно и точно».
К сожалению, у меня не хватило мужества протестовать против всего этого громогласно, публично. Да и средства для этого не было. Ни одна газета не напечатала бы моей статьи. Я мог бы только войти в застенок усташей и крикнуть палачам в лицо то, что я о них думаю. Но это было бы самоубийством некоего героического комара, о каковом великолепном акте никто бы и не узнал. Я воздержался, поэтому в герои и не гожусь.