– Я был бы счастлив этому сверх всякой меры! – заявил он.
– Т-т-т… Не надо наговаривать на себя. Впрочем, так или иначе это было бы противозаконно. Мне хотелось бы вам помочь. Ваши предложения?
– Я подумывал было отравить их жидкостью от сорняков, – мечтательно произнес мистер Харкнесс.
– Что ж, – сказал Бэзил, – это был бы выход. Но, вы считаете, Марлин смогла бы удержать это в желудке?
– Или повесить…
– Ну перестаньте, мистер Харкнесс, это ведь просто пустые мечты. Надо быть реалистом.
– Все, что приходит мне на ум, так или иначе, сводится к смерти – либо их, либо нашей.
– Не сомневаюсь, что выход может быть найден, – обронил Бэзил. Украдкой поглядывая на мистера Харкнесса, не выразит ли его лицо недоверие или негодование, он принялся излагать план, явившийся ему, вначале смутно, при первом знакомстве с Конноли, а затем, уже более четко, в последнюю неделю.
– Трудность размещения эвакуированных в бедных семьях, – говорил он, – вызвана тем, что пособие едва покрывает траты на еду для этих несчастных. Конечно, если речь идет о милых, ласковых детях, то их примет с радостью кто угодно. Но Конноли никто не назвал бы милыми и ласковыми. – Мистер Харкнесс застонал. – К тому же им свойствен инстинкт разрушения. Следует признать, что содержание их в доме сопряжено с большими трудностями. Однако если скудное пособие, выплачиваемое государством, было бы дополнено…
– То есть вы хотите сказать, что я мог бы заплатить тому, кто их возьмет. Я готов заплатить, готов чуть ли не все отдать, только бы их от меня убрали! Сколько я должен? Как это организовать?
– Предоставьте это мне, – сказал Бэзил, внезапно отбрасывая все светские околичности. – В какую сумму вы оцениваете возможность избавиться от детей?
Мистер Харкнесс заколебался. Пробудившаяся надежда прорывала маску невозмутимости. Но трудно работать на Востоке, не приобретя острого нюха на возможность сделки.
– Полагаю, фунт в неделю для бедной семьи явился бы существенной добавкой, – сказал он.
– Как насчет единовременной суммы? Людей – то есть бедняков – нередко может ошеломить единовременная сумма, в то время как на пособие они и внимания не обратят.
– Двадцать пять фунтов.
– Полно, мистер Харкнесс. Предложенная вами сумма явится платой только за шесть месяцев. Война продлится дольше этого срока.
– Тридцать. Больше не могу.
Он небогат, размышлял Бэзил, весьма вероятно, тридцать – это большее, что он может себе позволить.
– Осмелюсь заверить вас, что смогу найти кого-нибудь, кто согласится принять их за эту сумму, – сказал он. – Вы понимаете, конечно, что все это в высшей степени противозаконно.
