Несколько маленьких городков в печальнейших округах Спаленной Фригии, Тимиум, Пепуза - самое место которых неведомо стали театром этого позднего проявления энтузиазма. Фригия была одной из стран древнего мира, всего более склонных к религиозным грезам. Фригийцы считались вообще глупыми и простоватыми. Христианство, с самого начала, получило у ннх характер крайне мистический и аскетический. Уже в послании к колоссянам, Павел восстает против заблуждений, в коих как бы проглядывают предвестники гностицизма и крайности дурно понятого аскетизма. Почти везде, хрпстианство было религией больших городов; здесь, как в Заиорданской Сирии, оно было религией местечек и сельчан. Некто Монтан, из местечка Ардабав, в Мизии, на окраине Фригии, сумел дать этим благочестивым сумасбродствам заразную силу, которой они до тех пор не имели.
Без сомнения, главным элементом этого возрождения прорицательства было подражание пророкам еврейским и тем, которых породил новый закон, в начале апостольских времен. Быть может, к этому присоединился и элемент оргийный и плясовой, свойственный краю и совершенно чуждый пророчеству церковному, уже подчиненному традиции. Весь этот легковерный мир был фригийским по крови, говорил на фрнгийском языке. Впрочем, и в самых правоверных странах христианского мира, чудесное считалось обыкновеннейшим делом. Откровение не было закончено, оно составляло самую жизнь церкви. Духовные дары, апостольские проявления духа продолжались во многих общинах; их приводили в доказательство правдивости. Ссылались на Агаба, Юду, Силу, дочерей Филиппа, Аммия Филадельфийского, Квадрата, как на одаренных духом прорицания. В принципе, допускалось даже, что дар пророчества будет в непрерывной преемственности продолжаться в церкви до пришествия Христа. Эти понятия поддерживались верованием в Параклета, постигаемого, как источник постоянного вдохновения для верующих. Кому не ясно, сколько опасностей представляет подобное верование? Поэтому дух благоразумия, управлявший церковью, стремился более и более подчинять применение сверхъестественных даров авторитету пресвитерства. Епископы присваивали себе дар распознавания духов, одних одобряли, других изгоняли. Тут возникало прорицательство совершенно народное, которое обошлось без разрешения духовенства и хотело управлять церковыо помимо иерархии. Вопрос о церковной власти и личном вдохновении, наполняюший всю историю церкви, в особенности с XVI века, тогда уже отчетливо был поставлен. Есть или нет посредник между верующим и Богом? Монтан, не колеблясь, отвечал: нет. "Человек, - говорит Параклет в оракульском прорицании Монтана, - есть лира, а я ношусь, как смычок; человек спит, а я бодрствую".
