— Мы дейфтвительно верим в фамильные ценнофти в нашей фемье, — сказал Игор, перехватив его взгляд.
— Вроде передай младшему поколению, а-ха-ха-ха, — сказал Джереми. Он гадал, куда положил свое лекарство.
— Вефьма фабавно, фэр, — сказал Игор. — Но дед Игора фегда говорил, что потом это было… похофе на фон, фэр.
— Сон…
— Мафтерфкая ифменилафь. Не было чафов. Фумафедший Доктор Хитроф, что был тогда его хофяином, работал не над часами фовфем, а над фпофобом добывания фолнечного фвета из апельфинов. Вещи были другими и вфегда были такими, фэр. Будто этого и не флучалофь.
— Но оно появилось в детской книжке!
— Да, фэр. Нефколько фагадочно, фэр.
Джереми посмотрел на простыню заполненную каракулями. Точные часы. Этим было сказано все. Часы, которые сделают все остальные часы ненужными, как сказала Леди ЛеГион. Создание таких часов обессмертило бы имя часовщика. По правде говоря, в книге было сказано, что само Время было поймано в часы, но Джереми не интересовался тем, что было Выдумано. В любом случае, часы лишь средство измерения. Пространство ведь не запутывается в мерной ленте. Все, что делают часы — считают зубы на колесе. Или… свет…
Свет и зубы. Он видел это во сне. Свет, не как что-то светящееся в небе, а как колышущаяся линия, раскачивающаяся вверх и вниз подобно волне.
— Ты можешь… создать что-нибудь подобное? — спросил он.
Игор вновь посмотрел на надписи.
— Да, — кивнул он.
И указал на несколько больших стеклянных сосудов вокруг изображения центральной колонны часов.
— И я фнаю что это, — добавил он.
— Мне сни… мне казалось, они должны как-то искриться, — сказал Джереми.
— Очень, очень фекретное фнание, эти фофуды, — сказал Игор, осторожно обходя этот вопрос стороной. — У ваф мофно фдефь дофтать уголь и медные штыри, фэр?
— В Анк-Морпорке? Легко.
— А финк.
— Сколько угодно.
— Ферная кифлота?
— Бутылями, да.
— Я долфно быть умер и попал на небефа, — сказал Игор. — Профто дайте мне побольше меди, угля и финка и кифлоты, фэр, и только ифкры полетят.
тик
— Меня зовут, — сказал Лю-Цзы, опираясь на свою метлу и глядя, как разгневанный Динь поднимает руку. — Лю-Цзы.
В доджо вдруг стало тихо. Нападавший запнулся по середине вопля.
— Ай! Хао-гн! Гхн? Ошииииииошииииии…
Он не изменил положения, но Лобзангу показалось, будто он уменьшился в объеме, прогнувшись из воинственной стойки во что-то вроде испуганного, раболепного поклона.
Лю-Цзы нагнулся и зажег спичку о подбородок противника, который безропотно это снёс.
