С последними словами мой новоявленный шеф (так он себя и предложил величать: «Называй меня просто — Шеф»), открыл, наконец-то дверь вышеозначенной комнаты.
— Привет, бойцы!
«Почему, бойцы?» — подумал я, глядя на двух молодых женщин и неопределенных лет великана с синим отекшим лицом и выпученными глазами.
Шеф, как бы услышав мои мысли, или, в самом деле, их услышав, объяснил:
— Мы тут не господа и не граждане, а «товарищ» — хорошее слово, но не всем нравится; к тому же, кое-кто трактует его, как «товарищ по несчастью». А при чем здесь несчастье? Где мы — где несчастье? Одно безусловно, мы бойцы невидимого фронта. Так я понимаю — я ведь в военной адвокатуре служил, и не только там.
«Вот те на, — подумалось, — мне же номинально скоро семьдесят, а тут две дамы молодые с интересом вылупились, и сам я к бою готов, как боец черт его знает какого фронта».
Я — тридцатилетний с виду (сколько лет не прошло?), в рекомендованном синем костюме, с интересом рассматривал женщин.
— Это Бетти — наш эксперт, — танцевала в Монте-Карло в свое время, а потом стала гадалкой и скончалась в среднем возрасте от пулевого ранения в сердце — предсказала что-то не тому и не то. А вот Жанет — теоретик-техник, ранее владела небольшим крематорием в Париже, коренная, между прочим, парижанка — золотой характер.
— А я, Сергеич, — заявил баклажан, — демократия, мать ее так…
В коридоре ничего не изменилось, только свет из окон сочился дневной — нормальный. Смотрю, за окном перекресток, на тротуаре толпа собралась, скорая, полиция. Микроавтобус тот самый стоит — бампер весь покорежен, а себя не вижу, и Жорика нигде нет. Быстро нас прибрали.
— Где же я, — спрашиваю, — где Жорик?
— Ты себя видеть не можешь, не положено, — говорит шеф, — незачем душу травмировать. Что за чушь у тебя в голове? Время и пространство — все твое, смотри — не хочу, а про этот незначительный эпизод забудь, скоро сам обхохочешься, вспоминая о своей неуклюжести.
Мы вошли в секретарскую.
— Это Зинаида, — начал шеф, не глядя, руку протянув в сторону девочки-подростка, — секретарь отдела, в Смольном обучалась, я тебе про нее рассказывал.
Девочка неспешно нацепила пенсне, от чего ее лицо стало еще интеллигентнее, и достала длинную папиросу из серебристой шкатулки.
— Зина, — прошептал устало шеф, — что за детский сад на работе. Я же просил…
Девочка поправила пенсне на носу и прикурила от стоявшего на столе канделябра.
— Да пошел ты, — сказала она неожиданным басом, — педофил хренов.
