Бекки вопросительно посмотрела на Мавра: ведь он, как настоящий друг, пошел с ней, выслушал все ее горести и на все знал ответ. Такого ответа ждала она от него и сейчас.
Когда Бекки стала рассказывать, что мать у них спит на полу, Мавр поднялся. Губы его были крепко сжаты. Он провел рукой по лбу. Вопрос девочки вызвал в памяти одну из самых тяжелых минут в его жизни.
Женни, его любимая, его красавица Женни, мать его детей, лежит в пустой, разоренной комнате на голых половицах. Она прислонилась головой к холодной стене и кормит грудью маленького Гвидо, Фоксика, которого нет уже в живых. А два судебных пристава хозяйничают в комнате и выносят все их вещи: белье, платье, пальто, кровати. Даже колыбельку не оставили. Дочурки Дженни и Лаура стоят, обливаясь слезами, и смотрят, как забирают их любимые игрушки. Перескакивая через две ступеньки, он взбежал тогда по лестнице, ворвался в комнату и в последнюю минуту все же отбил у служителей закона кровать жены. Но на следующее утро им все равно пришлось продать ее, потому что их дверь осадили аптекарь, мясник, булочник и молочник, требуя с них несколько жалких шиллингов долга. Лишь расплатившись с лавочниками, они смогли покинуть пустую комнату. Когда это было? Меньше года назад, там, в Челси. Страх Бекки за жизнь матери воскресил в его памяти эти горькие картины.
Очень бережно он сказал мужественной девочке:
– Не надо тревожиться, Бекки. Представляю себе, как обрадуется ваша мама, когда в подарок от собственных детей получит кровать! Но как вам это удалось?
– Всех денег мы еще не набрали, – начала Бекки. – Такая кровать дорого стоит. Мы задумали это еще четыре месяца назад. В июне. Джо первый дал денег на подарок. Целый шиллинг. Он таскал тяжелые корзины. Ему хорошо заплатили. Вот так и началось. Джо ведь мог купить что захочется. Мы долго все вместе прикидывали. Вообще-то мы сначала собирались купить маме у старьевщика удобное кресло. А потом увидели там кровать. Это все Джо! В прядильне он из всех ребят самый проворный. Его редко штрафуют. Он еще за полчаса до смены дожидается у ворот. Боится, как бы не опоздать. В контракте – его все обязаны подписывать – сказано, что фабрикант может вычесть треть дневного заработка, если рабочий опоздает хоть на несколько минут. Его не пустят на фабрику. До первого перерыва. Наша мама и две другие женщины из кружевной раз больше часа простояли у ворот. А у нас, на спичечной фабрике, так даже нарочно переводили вперед часы, чтобы надзирателям набирать побольше штрафов.
