В Мангазейскую крепость вошли через широко распахнутые в дневное время ворота Ратиловской башни. Викентий, давно не бывавший на таком многолюдье, дивился:
— Глянь, отче, откуль тут народу так богато?
Их обгоняли и шли навстречу стрельцы, казаки, люди морского дела в куртках из грубо выделанной кожи и пропитанных ворванью сапогах, монахи, монашки, тундровые и лесные охотники, брели нищие, пугливо озираясь, пробирались вдоль обочины бревенчатой дороги самоеды и иной иноплеменный люд. У деревянных крепостных стен в малых и больших лавках шумели, зазывая прохожих, горластые купцы, рядом на гнилой соломе валялись пьяные и бродяги.
— Шумна да бестолкова Мангазея, завсегда здесь так вот, — недовольно проговорил Дионисий и тут же чуть придержал за рукав Викентия.
— Чего ты, отче? — не понял тот.
— Глянь-кось вон туды, — указал Дионисий в сторону от дороги, где у штабеля отесанных бревен стояли и оживленно спорили о чем-то трое молодых мужиков в суконных колпаках и поддевках. — Не узнаешь? — продолжал Дионисий. — Ну, вон тот крайний слева, аккуратный такой видом, у тебя ж глаз меткой, охотничий, должен узнать…
— Постой, — приглядевшись, удивленно воскликнул Викентий, — да это ж гилевщик старшой, што нас едва не прихватил в море, а тут вроде плотником аль лесорубом прикинулся… Дела!
Мужик, о котором шла речь, как видно, тоже узнал Дионисия, тут же подошел, снял колпак, с подобающей случаю уважительной улыбкой поклонился:
— Доброго здравия, отче, вот и свиделись вновь.
Дионисий ответно поклонился, а про себя едва что не воскликнул с досадой: «Господи! Да кто ж он такой есть? Гилевщик?.. Тогда он в кольчуге да в шлеме был, ноне в мужицкой одеже, но стать и добротная пригожесть и там, и здесь наружу просятся. Лицо заветренное, потемневшее, его не скроешь и за солидной бородой». И в проницательности ему не откажешь: посмотрел подчеркнуто зоркими глазами и будто отгадал смятенность Дионисия.
— Пусть молодец твой, отче, в сторонке обождет нас, — сказал он и, когда Викентий отошел, продолжил, понизив голос, как и тогда на коче: — По приметам, коли не узнают человека, то сие к богатству, а оно мне ноне, как и тебе, боярин Дмитрий Дмитриевич, не к лицу да и не к месту…
— Святый боже! — едва удержав крик в груди, хрипло проговорил Дионисий. — Узнал, узнал, как же — сын воеводы Бориса Авдеича Воротынского, Игнатий… Потомок давнего дворянского корня, воин честной, известной, немало ратовавший за Русь — и вдруг гилевщик! Не могу уразуметь сего!..
