Становилось все прохладнее, вдали загромыхало, замелькали молнии и зашлепали крупные редкие капли, сменившиеся ледяным потоком. Спрыгнув с платформы, он двинулся по скользким от воды шпалам, беспечно насвистывая. К ночевке в мокром лесу он даже не примеривался. Удача всегда подхватывала его под локоток, когда, казалось, он был готов съехать в пропасть. И точно — не успел он пройти и пару верст, как среди листвы мелькнул далекий огонек. Огонек то пропадал, то появлялся снова, и наконец засветил увереннее. Еще через четверть часа Иван добрел до лесной опушки, на которой стоял приземистый кособокий домик с окошками желтоватого стекла. Он заглянул внутрь, но никого не увидел, хотя керосинка горела и печка в углу тоже поблескивала пламенем, пробивающимся сквозь дверцу. На столе лежали фуражка и прочие вещи — значит, это домик обходчика. Иван громко кликнул хозяев и несколько раз глухо постучал в дверь кулаком. Никто не отозвался, а дверь оказалась закрытой. Похоже было, что хозяин вот-вот вернется. Стоило бы дождаться его и попроситься на ночлег, как положено, но Иван двинул локтем по оконному стеклу, отпер щеколду и влез внутрь.
Он сразу присел, чтобы, как подсказывал опыт, не светиться в окне, задернул грязноватую шторку, и вроде бы спрятал домишко от всех вокруг. Подсел к печке и несколько минут тер ладони, растопыривал пальцы и сжимал их в кулаки, мыча от удовольствия. Затем скинул мокрую куртку и огляделся — в комнате было пустовато. Невысокая кровать со сбитым на один бок одеялом, на беспорядочно торчащих в стене гвоздях — тулуп и засаленные робы, возле дверей валенки и сапожищи с налипшими комьями грязи, на подоконнике крынка, до половины наполненная синеватым молоком. Рядом буханка хлеба, небольшой сундук с медным замком да мерцающее зеркало в неожиданно богатой резной раме. Приглядевшись к зеркалу, в котором весело плясал огонек от керосинки, Иван заметил что-то белеющее, прилаженное между зеркалом и рамой. Это оказался фотографический портрет в картонной окантовке. Могучий бородатый мужик рядом с рослой пожилой женщиной в платочке. Взгляд мужика был прикован к старушке, которая, в свою очередь, пристально смотрела вперед. Глаза её были печальны. Иван вышел на крыльцо, осмотрелся, потянул холодный свежий воздух. Дождь все шелестел в темноте. Вернувшись в дом, Иван по-хозяйски подкинул несколько поленьев в печку, глотнул молока из крынки — оно оказалось прокисшим.
