Конечно, пройдёт немного времени, и Париж опять затянет в круговорот будней; снег испачкается, смешается с дорожной грязью, забудутся чистые слова, пожелания и обещания, — но частица праздничного света всё равно останется в сердце как знак того, над чем не властно время… Взгляд Жана-Мишеля остановился на старухе, которая шла ему навстречу. Сгорбленная, бедно одетая, издали она казалась совсем уродливой. А когда она проходила мимо, Жан-Мишель увидел, что её беззубое лицо светится от счастья.
— Ещё одно Рождество! — сказала она, ни к кому не обращаясь, и улыбнулась небу.
«Tant crie l’on Noel qu’il vient»… Жан-Мишель наконец осознал, что у него в голове с самого утра крутится строка из «Баллады пословиц» Вийона — и тоже дарит ему частицу рождественской радости. Осознав это, он вдруг понял, почему Вийон выбрал именно эту пословицу, чтобы повторить её в конце каждой строфы своей баллады. А потом понял, что всё плохое, слышанное им о Вийоне, — это неправда, ложь. Ведь в день Рождества торжествуют силы добра и дурные стихи дурного человека никак не смогли бы разделить радость этого праздника.
Теперь Жан-Мишель почти не сомневался, что Вийон не был негодяем. Он даже начал понимать, что именно смутило его и ненадолго оттолкнуло от Вийона — и что заставило его приятелей слепо верить сплетням о поэте, которого они не знали и не читали… Дело в том, что в день Рождества небо ближе к земле, чем обычно. А в другое время куда легче обмануться. В другое время люди не особенно задумываются о том, чтобы понять друг друга, — наоборот, они подчёркивают отличия и всё, что разделяет, судят по одежде и верят молве. Им кажется, что так жить проще и правильнее… Вот и получается у них, что если священник — то обязательно праведный, если бродяга — то обязательно вор и разбойник, если король — то непременно благородный и справедливый, если школяр — то лодырь, любитель гулянок до утра и дурацких шуток… Толстая Марго не может быть никем, кроме как развратной трактирщицей, и если поэт пишет о ней, значит, спал с ней… Люди верят словам и слишком часто воспринимают их как надпись на дощечке, что висит на груди преступника. На ней указаны его пороки, его вина — и всем сразу ясно, какому наказанию следует подвергнуть этого человека, за что осудить, какое место в мире ему отвести. А если человеку это место не подходит, молву это волновать уже не будет. Общественное мнение подобно тюрьме; можно всю жизнь стараться сбежать оттуда, но это много сложнее, чем сбежать из самой дальней, глубокой камеры Бастилии, Консьержери или любой другой темницы, которых во Франции немало…
