— Ага… А написано в тех книгах, что канавы были неправильно выкопаны, чтобы помещикам выгодно было? И что было после того, как их засыпали?
— Этого я уже не помню.
— Ага, не помните… Так знайте же: после того как канавы закопали, людей повесили! Все начальство из области съехалось: губернатор, вице-губернатор, все, кто хочешь. Гайдуки, полиция, гусары — все вооруженные. Народ весь быстро-быстро выгнали, всех от мала до велика, на это поле. И там на глазах всего села для устрашения вздернули Дьюсу, Манцу, Репу и Мака. А ведь хорваты уже вокруг Сомбатхея гарцевали… И вот еще чего я хотел сказать, хотя чего уж тут говорить: девятнадцатый год! Это про обещание, которое ваш отец давал, когда он тут появился да подавил своим автомобилем на деревянных колесах гусей у Семерце… Слышали вы об этом?
— Нет.
— Странно… Господа, то есть… товарищи из Пешта его сюда привезли. Они-то и посадили его в автомобиль на деревянных колеса. Он говорит: «Все ваше будет — земля, замок, даже ферма швейцарских коров. Эти товарищи — посланцы рабочего класса. Братья мои земледельцы, давайте заключим с ними союз, договоримся…» Мы, конечно: «Ура, да здравствует! Вот это речи! Давай, Лайош Бицо, будь нашим делегатом». А что потом? Поместье осталось неразделенным. Управляющего тоже не тронули, только одно время мы его товарищем называли. Что потом было, как офицеры с журавлиными перьями пришли, — это вы, наверное, знаете. Только небось про гусей не знаете. Мишка Семерце, которого сделали сначала старостой, а потом и витязем провозгласили, подал в суд. Так господа заставили вашего отца заплатить за все гусиное стадо, хотя автомобиль — тот самый, на деревянных колесах — задавил только трех, самых хилых… Я считаю, что и теперь по-другому не будет. Землей этой нас соблазняют, и только.
— Но товарищ Эрази! — воскликнул Бицо. — Да ведь сейчас имение-то разделят, землю перемеряют и раздадут безземельным!
Но старик твердил свое, мрачно и упрямо, как абсолютно убежденный в своей правоте человек:
— На словах только… Задумано так… До какого-то времени… — И он поводил плечом. — Сигнал уже был: кто уж это сделал, не знаю, но только кто-то выстрелом из ружья сигналил, что нужно быть осторожным, что земельная реформа еще ничего не значит, а тот, кто покусится на помещичью землю, жизнью своей рискует.
— Из ружья стреляли? Кто? — удивился Бицо.
— А это и Феруш, то есть товарищ Кесеи, тоже хотел бы узнать. В него ведь стреляли, не в кого-нибудь. Вечером, часов этак в десять, он как раз на этой бричке ехал к своей сестре. В него и выстрелили из засады возле дамбы.
