Однако же бессмысленна оказалась предпринятая ими предупредительная мера. Один из тех, что осматривались, схватил К. периферическим зрением, вдруг радостно вскинул руки, выразив эту радость и на лице, вслед за чем незамедлительно направился по проходу прямиком к их столу у окна.
– Кого вижу! – воскликнул он, подходя и нависая над столом. Он был из тех, что косая сажень в плечах, а нос густо усыпан веснушками – сплошная конопень. Восклицание его было адресовано привереде. – Как же так? Ай-я-яй, нехорошо! Службе еще… – он посмотрел на часы у себя на руке, – еще двадцать с лишним минут, а мы уже сидим наслаждаемся видом репетиции?
Привереда, подняв к нему лицо, слушала конопеня с угодливо-умильной натянутой улыбкой. Такой улыбки у нее К. прежде не знал.
– Все законно, – с этой незнакомой прежде К. угодливо-умильной улыбкой сказала она. – У меня сегодня была комиссия, отчет – и девушка свободна.
«Девушка свободна» – подобной вульгарности К. от нее раньше тоже не слышал.
– И как комиссия? – вопросил конопень, продолжая нависать над ними. На К. он не обращал внимания, словно того тут и не было, словно привереда сидела за столом одна.
– Шик-блеск, – ответила ему привереда теми же словами, что и К. по телефону.
– Нечего было и сомневаться, – как одобрил ее ответ конопень. – Еще бы у вас не шик-блеск. У кого бы нет, а у вас по-другому не могло и быть!
Кто это был? Почему так разговаривал с нею? Почему так разговаривала с ним она? К. не понимал, как вести себя, что делать. Попросить этого субъекта оставить их, не мешать? – но они с привередой, следовало из их разговора, были знакомы!
Между тем конопень решил подсесть к ним. Он отступил от стола, потянул к себе обретавшийся на отшибе стул, провез по полу на двух ножках и, развернув, утвердил на всех четырех. При этом, когда рука его еще только тянулась взять стул, он глянул мельком на К. и, хотя глянул, опять словно бы не увидел. Словно К. был прозрачен. Не тень, не дым, – пустой воздух.
– Простите, но вы бы представились, – сказал К., когда конопень сел.
Конопень медленно повернулся к нему. Недоуменное выражение возникло на его лице. Как если бы то прозрачное место, каким был К., неожиданно обрело материальную сущность, и невозможно же было не удивиться тому.
– Хм! – вырвалось из него с этим же недоумением в голосе. – Мы знакомы, – повел он рукой, указывая на привереду. Сделанного объяснения конопень счел достаточным, чтобы вновь полагать К. нематериальной субстанцией. – И как впечатления от нашей комиссии? – спросил он привереду. – Не зверствовали? – Навалившись плечом на ребро столешницы, он полулег на нее и весь подался к привереде, казалось, так и потек к ней играющим кольцами мышц удавом, а на К. глядела топорщившаяся стерня его затылка.
