И вдруг все одновременно вскрикнули… С треском вспыхнула ослепительная искра. Это было освобождением от ужаса. В невыразимом восторге смотрели они на нее.
Инженер разъединил концы проволок.
— Значит, мы не… слепы! Несмотря на этот мрак в зале! — радостно сказал он. Только теперь понял его ученик по тону его голоса, что должен был пережить этот человек за последние минуты. Какие чувства должны были бушевать в нем в те мгновения, когда решался вопрос, помешает ли ему слепота решить загадку, ради которой он пожертвовал всем. Мысль о смерти вряд ли могла испугать его. Его, безконечное число раз смотревшего в глаза самой страшной смерти. Но ослепнуть, — ослепнуть, не достигнув цели! Уйти с арены исследований теперь, когда мрак только еще начинал рассеиваться! Когда перед ним вставали еще новые загадки!..
Нагелю вдруг стало стыдно перед учителем. Ему стало стыдно за свой эгоистичный страх за жизнь. Что значил он со своей судьбой перед этим избранником!
В неудержимом ликовании он схватил руку учителя.
— Вы спасены, — сказал он проникновенно.
Верндт дал ему руку, но сам не выражал ничем своей радости. Его острый ум снова заработал и уже видел новые опасности.
Думаску оправил на себе одежду.
— В этой будке до ужаса жарко!
Нагель вдруг насторожился. Он только сейчас заметил, как силен был жар.
— Жарко? Но наши костюмы настолько изолируют от жара, что мы совершенно свободно можем перенести температуру в сто градусов.
Верндт перебил его.
— Значит там, в лаборатории, жар так велик, что мы, несмотря на все, уже чувствуем его здесь.
— Смотрите! Смотрите! — закричал болгарин.
Остальные уже тоже обратили внимание. Из темноты выступал красноватый цвет, становившийся все ярче. Во мраке стали все резче и резче обрисовываться контуры.
— Окна! — воскликнул Нагель.
Теперь было совершенно ясно, что окна камеры раскалены до красна. Сначала раскалились металлические части, потом стекла, разгораясь все ярче и ярче…
— Стекло… эта жара! — произнес пораженный Думаску.
— Это должны быть тысячи градусов… они пропитаны…
— Но они раскалены только извнутри. Снаружи мрак!
Ученые лихорадочно следили за усилением жара, за все более и более разгоравшимися окнами. Они чувствовали себя в своих костюмах, как в инкубаторах. Каждый из них с ужасом сознавал, что их ждет, если жара в лаборатории не уменьшится. Пылающее окно было страшной угрозой. Красный свет стал ясно распространяться на стены и крышу камеры. Что случится, если она расстает! Ведь окна толщиной с руку уже стали размягчаться и вогнулись в камеру, точно гуттаперча! Что, если в их герметическую камеру проникнет газ, наполнявший лабораторию и пожравший там весь свет?
