Алтайские сказки | страница 28
— Обманешь меня, мышонок, — в котел тебя кину. Твою кровь выцежу, твое мясо искрошу, твои коси растолку.
Где стоял Чичкан, там уж нет его. Он ушел к семи горам, к истоку семи рек, к той пещере, что лежит на глубине семидесяти сажен.
Назад пути у него не было. В сторону Чичкан боялся посмотреть.
От голода упал он на камни и видит: висят на скале, будто слезы, прозрачные капли росы.
Чичкан открыл рот. Две росинки упали ему на язык. И сразу два голоса услышал Чичкан:
— Карр! Карр! Что ты тут делаешь, брат мой?
— Крр! Крра! Я человека сторожу. Смерти его жду. Хочу глаза его выклевать.
— Карр! Зачем время терять? Лети-ка лучше на болото — там жеребенок увяз. Лошадь умрет раньше человека.
— Крры, крры! Этот человек почти мертвый.
Один ворон улетел, другой остался.
«Кто научил меня птиц понимать?» удивляется Чичкан.
Смерть была от него совсем близко, а теперь он уже голову поднимает, на ноги встает.
— Ах, карр! — вздохнул ворон. — Прав был мой брат. Этот человек не скоро умрет.
От огорчения лопнуло сердце у ворона, и он упал мертвый к ногам Чичкана.
Чичкан поднялся на гору и увидел: черным дымом бушует лесной пожар.
— Бл, бл, бл, горрю! — кричал маленький медвежонок.
Чичкан подхватил медвежонка на руки и вынес его из огня.
— Хм-кха… — всхлипнул малыш. — Ты меня от смерти спас, я теперь тебя всегда уважать буду.
И медвежонок вперевалку побежал домой.
Чичкан пошел дальше.
— И го-горе! И го-оре! — кричал увязший в болоте жеребенок.
Чичкан схватил его за гриву и вытянул из трясины.
— Карр! — застонало где-то в небе. — Карр, эта лошадь не скоро умрет.
Чичкан положил на шею жеребенку свою теплую ладонь, и они пошли вдвоем к истоку семи рек, к семи горам. Вдруг из-за гор вышли со страшными песнями мохнатые, как тучи, медведи. Дрогнул, захрапел жеребенок, но Чичкан железными пальцами крепко держал его за холку.
— Не бойся, друг. Видишь, у каждого медведя в лапе поднос с едой, ташаур с аракой.
Впереди всех медленно шагал большой зверь. Его лапы толще колодника. Голова — как обгорелый пень. На его спину десять медведей могли бы лечь. Шерсть у великана спереди, как день, желтая, сзади — черная, как ночь. Все медведи шли на задних лапах, а этот шагал на всех четырех. Он подошел к Чичкану совсем близко, согнул правую переднюю лапу, потом тихо поднял свою большую голову и ласково сказал:
— Ты для меня — как утреннее солнце, как вечерняя луна. Ты из огня моего сына спас. Ешь и пей, что нравится. Проси и требуй, чего хочешь.