Хозяйка ради гостей необычайных завела хриплый граммофон. И вот под звуки вальса из «Веселой вдовы» бородатый солдат-пермяк рассказывает, как на пароходе по приказу одного офицера выпороли солдата. Рассказывает, слегка шамкая, унылым беззвучным голосом. За соседним столиком французские солдаты. Смеясь, они обсуждают достоинства некой m-lle Марго. А от всего этого еще страшнее рассказ пермяка:
— … И говорит ен ему так, што скидывай портки…
* * *
С французами наши солдаты как-то не сошлись. Зовут их «шоколадниками» и сторонятся. Зато закадычные друзья с бельгийцами и… с сенегальцами.
— Только что черные, а то сердечный народ…
Негры научились даже немного изъясняться по-русски. Скаля белые зубы, в упоении кричат:
— Здорово, товарищ!..
В одном русском полку — солдат мулла (из татар). Он говорил с сенегальцами по-арабски. Те вначале, услыхав от русского знакомую речь, испугались, потом обрадовались, как дети. Один негр, уже старенький, с десятком курчавых волос на подбородке, спросил муллу:
— Почему Аллах нас сделал черными? Вот белые всем правят…
— Погляди, я тоже не белый, — утешил его мулла.
* * *
Мне тяжело говорить с французами о том, что творится в русских бригадах. В Марселе был бунт, растерзали офицера. После этого расстреляли двенадцать человек. В лагерях что ни день — порка. Офицеры на глазах у французов бьют солдат. Когда наши солдаты приходят в деревню, будь то днем или ночью, по приказу русских властей сторож мэрии бьет в барабан и объявляет жителям:
— Запрещается продавать вино, запрещается…
И потом многозначительно:
— Это русские!..
На днях французский артиллерист говорил мне:
— Знаете, так его и ударил по щеке, а он пошел, постоял и пошел… минуту спустя пьет чай, как ни в чем не бывало… Подумайте, чтоб меня кто-нибудь ударил?
* * *
Несколько месяцев уже прошло со дня приезда наших бригад. У Румпельмейера[13] дамы продолжают щебетать: «Конечно, они очень экзотичны, но варвары». В кулуарах палаты продолжают без жара возмущаться нашими военными «нравами». Как всегда, «гордый взор иноплеменный»[14] видит в нас лишь самое темное, часто внешнее, навязанное нам. Не умеют они за этим отличить всего, чем богата и крепка Россия. А многому могли бы поучиться граждане Республики, которые назубок знают «Déclaration des Droits» etc.[15], у косматых, косолапых пермяков.
Вчера русская сестра одного из смешанных госпиталей рассказала мне об Иване К. Иван тяжело ранен в обе ноги. Лежит, не кричит, не стонет, дышит только часто и громко. Рядом на соседней койке раненый француз. У него легкая рана, но общее нервное потрясение. Все время плачет, жалуется, ругает сестер, докторов, немцев, французов — всех. Ивану принесли папироску, чтоб отвлекся он немного. Поблагодарил, улыбнуться постарался, сунул уж в зубы папироску, а потом вынул:
