Так как мы наблюдаем не кампанию по борьбе с коррупцией и не чистку, как ее понимали в советское время, то следует выделить несколько важных черт происходящего. Во-первых, нет головного ведомства – чистильщика, нет штаба кампании; каждый старается исходя из собственных представлений. Сейчас ФСБ выглядит ведущим исполнителем и «карающим мечом», но внутри самой службы происходит переформатирование департамента экономической безопасности на фоне усиления службы собственной безопасности. Ослабление СКР может обозначать усиление Генпрокуратуры. Борьба за таможню – источник крупнейших финансовых потоков – будет предметом жесткой конкуренции, в том числе и внутриведомственной.
Во-вторых, нет и финального победителя. Для того чтобы система сохранила себя в своем нынешнем виде, ей необходимо поддерживать неустойчивый баланс между ключевыми акторами – ни один из них не может победить всех остальных. И даже не может образоваться двух ключевых игроков, сражающихся друг с другом.
Примеры того, как система поддерживает это равновесие, мы могли наблюдать в истории с созданием Национальной гвардии. Это новое ведомство, сильное как численным составом (в нем предполагается до 400 тысяч не просто кадровых единиц, а стволов – вооруженных сотрудников), так и близостью своего главы к президенту. Одновременно с выведением из МВД всей силовой части министерство усиливают вливанием ФМС и ФСКН. По новому закону Нацгвардии не дают оперативно-розыскных полномочий и ее руководитель становится членом «большого», но не «малого» Совбеза (не постоянным членом Совета). Одновременно с внесением пакета законов о создании Нацгвардии начинается переформатирование и усиление подразделений ФСБ, ответственных за борьбу с коррупцией и безопасность в экономической сфере. Одновременно несколько сотрудников Службы безопасности президента назначаются губернаторами. Так система пытается избежать перекоса.
В-третьих, заводимые уголовные дела не расширяются вниз и вглубь, как это бывает с процессами по очистке аппарата от чуждого элемента или с масштабными кампаниями по искоренению коррупции. И в том и в другом случае каждый фигурант тянет за собой концентрические круги своих сотрудников и знакомых, а в тяжелых случаях – родственников, соседей и всех, чьи имена он сумел вспомнить на допросе.
В новейшей истории России этому образцу соответствовало одно только дело ЮКОСа – и оно, хотя сильно ухудшило общественный климат и снизило стандарты работы судебной и правоохранительной машины, не стало сценарным образцом для последующих, а скорее закапсулировалось в теле системы как единичный случай – и не отторгнутый, и не интегрированный. «Наезды» же силовиков друг на друга носят точечный характер, пострадавших в них не так много, и целью часто бывает не посадка как таковая, а заключение в СИЗО (где с жертвой куда легче вести переговоры о передаче нажитого и подконтрольного более достойным людям) или простое снятие с должности.
