— Послушай, Коля. Если ты хочешь сделать вид, что язык проглотил, это, конечно, твое право. Только должен тебя предупредить — отмалчиваться не в твоих интересах. Иногда бывает полезно сказать что-то в свое оправдание. Оступился, мол, ошибся нечаянно. Больше не буду. Глядишь, и смягчатся сердца строгих следователей. Сердце, оно ведь не камень. Тем более мое. Я обиды быстро забываю. Особенно если вижу, что человек раскаивается. Ты в курсе, что в комнате для допросов, в которой мы с тобой в прошлый раз разговаривали, видеонаблюдение установлено? И звук, и изображение фиксируются. Так что все эти страшные угрозы и вымогательства, про которые ты написал в своем докладе, подтвердить, к сожалению, нечем. Даже наоборот. Если я сейчас захочу просмотреть эту запись, подтвердит она, скорее всего, обратное. Чуешь, к чему я клоню? Твой ложный донос — не просто безобидная шутка, это — уголовное преступление, которое можно доказать. А к каким печальным итогам это приведет, я тебе только что озвучил. Избежать этих итогов ты можешь только в одном случае, если постараешься объяснить свое непонятное поведение. Кто знает, может быть, у тебя какие-нибудь смягчающие обстоятельства были. Может, тебя подговорил кто-то, с правильного пути сбил. Тогда он и должен отвечать. Зачем все на тебя одного сваливать? Несправедливо.
Семенов в продолжение этого монолога все так же сосредоточенно смотрел в пол и, хотя на лице его появились некоторые признаки колебаний, все еще продолжал молчать.
Зато Кирилин смотрел на Гурова во все глаза.
Сообщение о том, что в комнате для допросов следственного изолятора установлено какое-то «видеонаблюдение», явилось для него полнейшей неожиданностью. И теперь, с изумлением глядя на полковника, он терялся в догадках, что значит этот новый «сюрприз». Обычный блеф или Гуров, с его склонностью к рискованным авантюрам, действительно перед допросом Семенова «зарядил» «жучки»?
Тем временем сам Семенов, по-видимому, взвесив в уме все «за» и «против», наконец обрел дар речи и угрюмо произнес:
— А почему я должен вам верить? Все разное говорят. Одни так, другие этак. Не разберешь.
— Эх, Коля, Коля! — отечески-снисходительно сказал Гуров. — Совсем ты, я вижу, запутался. Все тебе «говорят», всех ты слушаешь. А в итоге с каждым разом все хуже становится. И заметь — тебе хуже. Тебе, а не кому-то. Ты пойми, твое дело — не слушать, что говорят, а самому говорить. Правду, и ничего кроме правды. Вот ты на меня бумажку эту написал, разве правда там была? А? Ответь?
