Рэм шагнул вперёд. Фитили в полированных светильниках еле слышно потрескивали. Тёплый воздух дрожал над алтарём, оранжевый свет переливался вслед колыханиям воздуха, и каменная плита казалась живой. Душный запах ароматических масел щекотал горло и оседал на языке приторно-горькой плёнкой.
Теперь алтарь стал виден во всех подробностях. Плита, уложенная на гранёные столбики, не была идеально гладкой. Посередине и ближе к краю её покрывали царапины разной длины, а по периметру плиту обегала глубокая канавка. Канавка прерывалась с одного угла, и хвостик её сбегал вниз, где в полу чернела дыра, очевидно, сток для жидкости.
— Посмотри на меня, юноша, - глухо сказал человек-птица.
Рэм оторвал взгляд от канавки. Такая же штука, только в десятки раз меньше имелась на кухне его матери. Или то была мать Ромки? Разделочная доска с точно такой же каёмкой по краю. Даже царапины, вроде тех, от кухонного ножа, которым мать резала кур, исчертили гладкую каменную поверхность.
Он поднял глаза, с трудом оторвав взгляд от шрамов на камне, и увидел то, что до этого скрывалось в тени: из стены позади алтаря торчали штыри, расположенные через равные промежутки. Некоторые были пусты, а на трёх, прямо над головой старика в плаще, висели страшно оскаленные маски. Лица людей, с разинутыми или скорбно сжатыми ртами. Вокруг застывших в вечной гримасе масок клочьями нечёсаной пакли топорщились волосы.
— Кто это? – едва выговорил Рэм. Вместо голоса из перехваченного горла вырвалось воронье карканье, но старик его понял.
— Это жертвы. Добыча бога.
— Вы приносите богу добычу? Как охотничий пёс?
Человек в белом плаще обернулся и посмотрел на стену, где висели маски:
— Я всего лишь служитель. Боги сами выбирают свою добычу.
— Они сами вам об этом сказали? – зло спросил Рэм. В аромате медленно сгорающего лампового масла он чувствовал теперь сладкий запах разложения.
— Бог говорит со мной, - старик шагнул вплотную и заглянул в глаза пленнику. – Он приходит ко мне ночью и говорит мне разные вещи. Тогда я просыпаюсь, и начинаю гадать, что это значит.
Он указал на сморщенные головы:
— Иногда без гадания на внутренностях не обойтись. Если сон сулит войну или смерть, я должен прибегнуть к высшей жертве.
Рэм теперь видел глаза старика так близко, что его отражение в расширенных зрачках стало чётким, как на картинке. Должно быть, дед давно свихнулся в своём лабиринте, среди отрезанных голов и дымящих масляных ламп. Что он туда подмешивает?
