— А почему вы сказали, — спросил Юзек, — что у арабов наша техника? Это правда?
— И техника наша, и Даян наш. Все у них наше. Только техника народно-демократическая, а Даян — довоенный, еще при Маршале служил. — Шофер несколько раз пнул ногой шину и сказал: — Хватит. Может, и доедем до станции.
И они поехали.
В вагоне все места были заняты, зато одно купе оказалось пустым, только было заперто. Юзеф поговорил в сторонке с проводником, потому что не хотел, чтоб другие слышали, о чем они разговаривают, и проводник разрешил им войти в это купе.
Марыля села у окна, рядом с ней Критик, а напротив, тоже у окна, Юзек и около него — Юзеф. Вытащили сухой паек, то есть бутерброды с ветчиной и сыром, которые им дал вместо обеда директор санатория, и начали есть.
— Жалко, что здесь нет вагон-ресторана, — сказала Марыля. Я бы лучше тарелку супа съела и порцию сосисок с хреном.
— В такую-то жару? — удивился Юзеф.
— Подумаешь. — Марыля сняла с хлеба ветчину, положила ее в рот, а хлеб выбросила в мусорную корзинку, что висела под окном. — На Синайском полуострове жарища почище нашей, но они там наверняка не жуют всухомятку.
В купе вошел офицер, очень вежливо спросил «разрешите?», и прежде, чем Юзеф успел ответить — Марыля сидела с полным ртом и говорить не могла — занял место в углу возле двери.
Вскоре вошел еще один пассажир — этот ни о чем не спрашивал, устроился напротив офицера и немедленно весь закрылся газетой.
Какая-то пожилая гражданка, хотя и в очках, не заметила Критика и обратилась прямо к Марыле, вежливо попросив ее немножко подвинуться. Затем она поставила на лавку корзину с черешнями и села рядом.
За нею в купе вошел худой и нескладный верзила в джинсах и нейлоновой тенниске, подмигнул Марыле и уселся напротив корзины.
Критик и Юзеф, наклонившись друг к другу так, чтобы никто не слышал, вполголоса начали обсуждать, почему товарищ Секретарь так срочно вызвал к себе Юзефа.
— Может редактор «Литературного Обозрения» заболел и его некем заменить? — предположил Юзеф.
— Не думаю, — ответил Критик. — Скорее всего, поступил сигнал об этом Рабиновиче. Я предостерегал…
— Глупости! — возмутился Юзеф. — Рабинович беспартийный, и товарищу Секретарю нет до него дела.
— Его могли арестовать, — настаивал Критик, — и он там про вас наговорил чего-нибудь.
— Да за что его могли арестовать? — удивился Юзеф.
— За сионизм, спекуляцию и опасные разговорчики, — ответил Критик.
— А может, что-то стряслось с Бородачом? — Юзеф уже слушать больше не хотел о Рабиновиче.
