— Небось приучали ее на нас как на зверье смотреть, — начал было Пронин, как вдруг из-за штабеля высунулась чья-то рука и легла на. плечо Бугрову. Все с удивлением узнали раненого Сашку Овчинникова.
— Ты что, Саша? — в недоумении спросил Бугров; — Чего тебе?
Сашка внимательно посмотрел на серевшие в сумраке лица, дольше всех задержал взгляд на Ольге. У нее был карандашик и книжка курительной бумаги: пока совсем не стемнело, Ольга делала для себя пометки. Овчинников примостился на полене рядом с Ольгой и обратился к помвоенкома Полетаеву:
— Пишете, значит? Что ж, запишите и меня.
— Куда тебя записать, товарищ? — удивился Полетаев. — У нас партийное собрание. Кончим и потолкуем с тобой. Погоди малость.
— Нечего и годить. Пишите и меня в ваше собрание. Чтобы и мне, стало быть, считаться как партейным. Пишите так: Овчинников Александр Васильевич, с 1897 года. Еще чего про меня знать надобно?
— Ты хочешь в коммунисты записаться? Так тебя понять?
— Да. Желаю вступить.
— А ты кем на воле был?
— Крестьянин я. Из села Яшмы.
— Бедняк? Середняк? Ведь крестьяне разные бывают.
— Дед бурлачил, а отец вроде середняком был. Своего хозяйства я не имею, на брата работаю.
— А брат твой?
— Овчинников Иван. Этот справный. Конным делом промышляет. Но я делов его больше знать не хочу. Учиться надумал уйти.
— Ну а в политике разбираешься? Знаешь, что по этой части с коммуниста спрос немалый?
— Разбираюсь плоховато, а научиться желаю. Насчет белых-красных вроде бы разобрался, на то мужику большого ума не надо.
— Газеты читаешь? Ленина знаешь, слыхал?
— Слыхал. Всей красной силе — голова.
— Разрешите мне! — вмешалась Ольга. — Вот, понимаешь, Овчинников, если придут сюда, на баржу, белые офицеры, они раньше всего скомандуют: коммунисты, комиссары, жиды — два шага вперед! Это может случиться ночью, через час, в любую минуту… И должен коммунист, не дрогнув, голову сложить за народ. Ты подумал об этом?
— Как раз об этом и подумал. И так решил: с вами держаться. Все сумею как подобает. Не сумлевайтесь, пишите!
— А в бога ты веруешь, Овчинников?
— Конечное дело, верую. Что же я, зверь?
— А знаешь, что коммунисту верить в бога не положено?
— Стороною слыхал, только не может того быть, чтобы Ленин запрещал человеку в бога веровать, совесть иметь. Никакой цены такой шеромыжник без совести не имеет.
— Видишь, какой ты еще несознательный товарищ? Владимир Ильич, товарищ Ленин, пишет и повторяет, что религия — опиум народа. Буржуазия отравляет дурманом ум трудящихся, чтобы сделать их покорными рабами. И только. Ясно?
