Что я могла сказать друзьям и родным? Что интуиция с самого начала бунтовала, но я предпочла отмахнуться от её подсказок? Я не хотела знать, не хотела разочаровываться. Я хотела смотреть на Андрея и верить в то, что все его слова и обещания — правда. Что любит, что бережёт, думает о будущем. Он с такой лёгкостью заверял меня в том, что обязательно что-то придумает, чтобы мы были вместе, проводили вместе больше времени, не смотря на мою работу здесь, а его в Москве, и я, понимая, что такое вряд ли возможно, соглашалась с ним. Он ещё ничего не предлагал, а я уже соглашалась. Он подарил мне радость, полёт, то самое одуряющее счастье, от которого щемит сердце и вырастают крылья за спиной. Как я могла ему не верить? Это было мечтой, самой главной за долгие годы — поверить в заслуженное, заработанное женское счастье. Когда он обнимал меня и целовал, своё природное недоверие я старательно задавливала каблуком, и мне становилось хорошо. Это чувство, для такого человека, как я, как самый сильный наркотик. Однажды попробовала, и пропала.
Несмотря на внутреннее сопротивление, нежелание знать правду о том, какая же я всё-таки дура, я отправилась на встречу с Димкой Калашниковым. Не знаю, как он узнал о бегстве Данилова: может, слух сам собой по городу пополз, хотя я вроде не кинозвезда, чтобы кому-то были интересны мои любовные драмы, а может, Лиза старалась изо всех сил, чтоб уж наверняка убить во мне последние надежды и хорошие воспоминания об Андрее, но Димка сам позвонил и предложил встретиться в кафе в его обеденный перерыв. В обычных обстоятельствах я бы удивилась, а то бы и съязвила по поводу того, что у него ещё обеденные перерывы бывают — удивительное дело, а сегодня лишь угукнула, и начала собираться. На работе я не появлялась уже второй день, Жорик мне не докучал телефонными звонками, видимо, испугался безжизненного голоса при первом разговоре. Я изнывала от тоски дома, то и дело принимаясь реветь, и тут же ругать себя за это. Старалась не задаваться бессмысленными вопросами вроде того: почему это со мной, и как он мог так поступить. Старалась, но получалось не очень. И с одной стороны, была рада из дома выйти, но с другой… чувствовалось, что грядут испытания.
Когда я приехала в кафе, что находилось недалеко от городской прокуратуры, Димка уже сидел за столиком у окна и с непонятным для меня аппетитом, поедал борщ, весьма жиденький на вид. Я села напротив, Калашников на меня глянул, кивнул в знак приветствия, и предложил:
