Тайна, покрытая глазурью | страница 9
Та подозрительно прищурилась.
— Сама займёшься?
— Конечно. Разве есть в моей жизни что-то важнее твоего семейного счастья?
— Не язви, а. Семья — слово всеобъемлющее, в формате 3D. Думай о племяннике.
— Думаю.
— Кстати о нём, — Лиза поспешила подняться, кинув тревожный взгляд на часы. — Пора забирать его с занятий. — К зеркалу подошла, взбила причёску и облизала губы. Затем театрально вздохнула. — А ты говоришь!.. Ни минуты для себя.
Я вернулась за стол, когда Лизка из моего кабинета вышла, сгребла в кучу бумаги и отложила на край стола, а сама уже пыталась выстроить в голове план… мероприятия. От одной мысли о котором я в тоску впадала.
Жорик тоже особой радости не выказал, услышав про «шашлыки».
— И что будем делать?
— Я составлю меню, а ты официантов пригласишь из того же агентства, что и в прошлый раз. Вышколенные ребята были. Закуски закажем в «Аркаде»…
Жорик фыркнул.
— А шашлык сами пожарим, да? Я не умею. Я, вообще, мясо не ем.
— Там без тебя желающие шашлык пожарить найдутся.
— Настоящие мужчины?
Вот тут я рассмеялась.
— Ну да, там их в избытке. Все как один горазды длиной шампуров помериться.
— Фу, — сказал Жорик. — Вы, женщины, иногда бываете такими циничными.
Я фыркнула себе под нос. И подтвердила:
— Да, мы женщины такие. — Вздохнула, настраиваясь на работу. — Давай по делу. Что у нас дальше?
Жорик с готовностью разложил передо мной эскизы. Указал на крайний.
— Это на сегодня. Свадебный. Три яруса. Бисквит, ром, ванильный крем и помадка. Всё уже готово, осталось собрать.
Я поводила пальцем по рисунку, раздумывая, потом поинтересовалась:
— Ты соберёшь? А я украшу.
— Конечно. А вот этот на завтра, обрати внимание на фисташковый крем. Нужно самим проследить, в прошлый раз Машка его испортила.
— Испортит ещё раз, лишится половины зарплаты.
Жорик недоверчиво усмехнулся.
— Ты всегда так говоришь, и это уже не действует. Найди другую угрозу.
Я кинула на него быстрый взгляд и, растеряв пыл, спросила:
— Какую? Увольнение?
— А ты уволишь?
Я эскизы от себя отодвинула, недовольная тем, что меня нагло уличают в слабохарактерности и мягкотелости. А разве таким должен быть начальник?
— Я всё поняла. Распорядись насчёт завтра. Ещё нужно не забыть про партию пирожных для фуршета в Администрации города.
— Да, там наши пирожные уважают.
Мне почудился намёк в словах Жорика, который непостижимым для меня образом, всегда узнавал про мою личную жизнь подробности, которые я ото всех старалась прятать. Против меня эти знания не использовал, напротив, искренне беспокоился, хотя знал, что разговоры по душам я не жалую. И за это я его любила. Приходилось признать, что Жорик, с которым мы уже четыре года работали бок о бок, был моим лучшим другом. Конечно, есть Лиза, но она сестра, а не подружка; есть и подруги — соседки и сокурсницы, приятельницы и девушки, с которыми я порой встречаюсь в салонах красоты и в магазинах, но всё это не то, а Жорик искренне печётся о моём благополучии. Ругает, когда я задерживаюсь на работе допоздна, приносит чай и бутерброд, когда я забываю пообедать, и гневно хмурится, когда меня что-то расстраивает. Он единственный человек, не входящий в семью, который знает о моих отношениях с мэром. Об отношениях, которые давно закончились, но которые некоторым до сих пор покоя не дают. Что меня, признаться, жутко раздражает.