Андрей едва заметно нахмурился.
— Ты злишься на меня.
— Злюсь на тебя?! Ты влез в мою жизнь, ты спал со мной, потому что тебе за это платили. Теперь ты устраиваешь мне допрос, и ждёшь, что я приму всё это с радостью?
— Попробуй не смотреть на ситуацию так мрачно.
Я руками развела, не в состоянии уловить логику в его словах.
— Объясни.
— Я мог с тобой и не спать. Мне это было не нужно. Но, Лиля, нам ведь было хорошо вместе.
— Боже мой, какой ты циник, — всерьёз поразилась я. — И тварь.
— Да ладно.
— Ты копался в моём прошлом. Ты узнал то, что я сама далеко не всем готова рассказать. Точнее… я никому об этом не говорю. — У меня совершенно некстати голос дрогнул. — Мне было семнадцать, и я… делала глупости. И у меня есть право это скрывать! А ты гордишься тем, что докопался до всего этого, да ещё Зудину, наверняка, рассказал. Ведь так? И у тебя ещё хватает наглости наставлять меня — что считать предательством, а что нет?
— Вот только давай не будем произносить громких слов, — тоже возмутился Данилов, причём с откровенным пренебрежением и в полный голос. — Предательство, — повторил он, будто выплюнул. — Мы спали вместе две недели. Какое, к чертям, предательство?
— Думаю, тебе его никогда не придётся пережить, — со всей язвительностью, на которую была способна, порадовалась я за него. — Если ты будешь сбегать всякий раз через две недели! В итоге, сдохнешь в доме престарелых! Один!
— Ё-моё…
— Я пустила тебя в свой дом, а ты рылся в моих вещах!
— Разве ты не делала того же? Сама призналась.
— Я имела право посмотреть твои документы.
— Проверить наличие штампа в паспорте?
— И это тоже! — огрызнулась я. — И, как выяснялось, я была совершенно права! Верить тебе нельзя!
— И это мне говорит женщина, которая больше десяти лет дурит всех окружающих.
— Замолчи!
— Твоя жизнь — одна большая ложь, сладкая. Сколько ты намерена это продолжать?
— Не твоё собачье дело!
Я отвернулась от него, Андрей тоже, кажется, не собирался дальше продолжать нашу перепалку, но всё-таки, пытаясь оставить последнее слово за собой, наклонился и шепнул на ухо:
— Сколько ещё денег тебе нужно для счастья?
Я не ответила. Отошла от него и села на постель, к нему спиной. Он даже понятия не имел, что последний вопрос заставил меня внутренне похолодеть. Это пресловутое счастье и его цена меня сильно озадачивали, с очень ранних лет. Моя мать, моя приёмная мать, как-то сказала мне, что я не умею быть счастливой. Я даже в детстве не радовалась мелочам. Лиза могла час прыгать по квартире, получив в подарок куклу или новую кофточку, а мои мысли с насущного сразу переключались на что-то более серьёзное. В этом я была похожа на отца. Тот тоже окружающий мир замечал только после своих цифр и написания статей и заметок. В его мире тоже было что-то, куда более существенное, чем еда, одежда, каждодневные бытовые проблемы. И я всегда хотела большего, что бы ни получила, всегда хотела чего-то ещё. Не получить просто так, меня интересовало, что нужно сделать, чтобы заслужить. И само слово «счастье» меня интриговало. Я не могла понять, что оно означает. Бабушка говорила, что счастье приходит само, а когда я спросила: что для этого нужно сделать, она растерялась. Правда, потом, осторожно подбирая слова, добавила:
