Второй эпизод — разговор, свидетелем которого я стал несколько дней тому назад. Разговор состоялся между представителем администрации и арестантом. Арестант интересовался у представителя администрации, когда же, наконец, поднимут с «воровского продола» только что назначенного положенца Бадри в общую камеру, чтобы он мог нормально управлять блатной массой, так как делать это, находясь на «воровском», невозможно. Представитель администрации был неумолим: «Получена установка — положенцем в Бутырке грузин не будет». Это должен быть русский человек. Арестант просил, чтобы начальник тюрьмы принял Бадри и поговорил с ним, так как он разумный человек и все-таки назначен ворами. Ничего, говорил представитель администрации, назначат другого. Нам, к примеру, подходит Ш.
Все так и получилось. Во избежание внутреннего конфликта Бадри был переведен в изолятор «Матросская тишина», а тот же вор, который назначал Бадри, новым положенцем назначил именно г-на Ш., о котором я раннее слышал от представителя администрации.
Через полтора года следствие определилось, в чем меня обвинить
27.11.08
Сегодня ко мне приезжали следователи, чтобы предъявить мне обвинение. Это, конечно, цирк! Следствие по делу началось в июле 2007 года. Наконец к 10 ноября 2008 года следствие определилось, в чем точно меня обвинить. При этом следствие очень сильно рассчитывало, что я дам признательные показания при предъявлении мне обвинения. Как я понимаю, основных способов убеждения меня было два.
Первый, официальный, исходил напрямую от следователя. Она даже приходила ко мне в СИЗО в середине октября — без адвокатов, только в присутствии майора (сейчас уже подполковника). На мое предложение — позвонить адвокатам по телефону, так как они только что были у меня и ушли, следователь ответила, что разговор короткий и не стоит. Мне стало любопытно, что следствие придумало на этот раз — и я согласился ее послушать. Следователь заявила, что я могу выйти под подписку о невыезде, если в РФ приедет и даст показания С.К., мой предполагаемый подельник. На этом месте у меня возник огромный вопрос в адекватности следователя. Во-первых, как я, лишенный средств связи (по крайней мере, по мнению следствия), смог бы связаться с С.К., оставаясь в тюрьме? Следователь предложила доверить этот разговор кому-либо из адвокатов. Тоже спорный момент. Кто бы стал доверять словам чужого человека, тем более в вопросах личной безопасности? Сам я навряд ли бы стал, да и любой на его месте. Во-вторых, каковы были для С.К. гарантии безопасности, под которыми я понимаю его свободу? Следователь отметила, что его гарантии — это ее слово офицера. Учитывая, что ее слова становились все менее адекватными, я счел это предложение издевкой.
