Следующая встреча начинается со слов, что ему этот С. не интересен, а надо говорить лишь об одном человеке, М. Я задаю вопрос — так все же, что Вас и для чего интересует. Опер злится, говорит, что об этом много раз уже говорил — нужны мои показания, что М. преступник. Как только эти показания оказываются у опера, этот М. сразу заезжает в тюрьму, а я выхожу.
«Позвольте, — говорю я, — но Ваша сделка нечестная, даже если Вы найдете в моих словах состав преступления, он, М., обладает иммунитетом и по любому сюда не заедет». Опер смотрит в свои бумажки, удивляется, но встреча опять заканчивается.
Очередная встреча начинается с нового предложения — я просто пишу, а меня просто выпускают под подписку о невыезде. Дальше, говорит опер, суд решит.
Хорошо, — говорю, — начну рассказ с того, что известно мне из прессы — в середине 90-х годов у М. работал некто Френкель, обвиняемый в организации убийства Андрея Козлова. Но М. его уволил, так как Френкель баловался обналичкой.
Тут опер переходит на другую тему — знаю ли я, сколько стоит обналичка сейчас. Я подробно рассказываю ему, что дешевле и проще платить 13 % подоходного налога и получать доход официально. И так далее. За обсуждением разных вариантов налоговых оптимизаций проходит еще час, наше время истекло. Встреча снова закончилась.
На сегодняшней встрече мне выдали официальный бланк чистосердечного признания. «Ну, — говорят, — пиши». «Постойте-ка, — говорю, — мы же говорили не о чистосердечном признании, а о некой интересующей Вас информации». «Да, — отвечает опер, — но других бланков у нас нет. Давайте, пишите здесь». «Нет, — говорю, мы так не договаривались». «Тогда пиши на чистых листах бумаги». Я предлагаю написать краткий перечень интернет-сайтов, где можно почитать об этом человеке в десятки раз больше, чем может быть известно мне. Опер понимает, что наш разговор возвращается к началу, злится, но время вышло. Меня пора вести в камеру.
Вечером из нашей камеры переводят последнего подследственного, сидящего по экономической статье. Вместе с ним уезжают холодильник и TV. Вместо него забрасывают 24-летнего паренька из Рязани, по статье 105 (убийство). Нас четыре человека. Три убийцы и я.
За 85 000 руб. оперчасть забыла обо мне навсегда
18.09.08.
Сегодня меня повезли в суд на продление меры пресечения. В отличие от первого суда, куда меня возил тюремный спецназ, сейчас заказчик сэкономил, и меня повезли на обычном автозаке вместе со всеми «судовыми». Это была ошибка заказчика, так как я смог по дороге познакомиться с давно сидящим по экономической статье бывшим сотрудником администрации президента. Этот, более опытный и старший человек (48 лет), был рад встретить нормального собеседника (равно как и я). У нас было много времени, чтобы поговорить. Дело в том, что всех «судовых» выводят из камер в 7–7.30 утра и закрывают на общую сборку. Часов в 10–10.30 автозаки начинают развозить по судам. В судах попадаешь опять на сборку, далее, по приезду в тюрьму (часам к 7–8 вечера), опять попадаешь на сборку часов до 23–24. Все это время мы общались. Алексей, так зовут моего нового знакомого, рассказал, как можно обустроить быт в тюрьме, и взялся мне помочь в этом. Естественно, не бесплатно. За те же деньги он решит и ряд своих проблем.
