На вокзал не поехал. Я не мог ее ни удочерить, ни устроить у себя иным образом так, чтобы отгородить от ее деятельности. Да и мои добрые намерения не так уж надежно ее отгораживали и узнать себе цену не помешали.
И что же? Можно узнать себе цену. Но, даже если цена грош в базарный день, это не стоимость жизни. Немногие прекратили жизнь, когда узнали себе цену. Я не из их числа, хотя вполне их понимаю и нахожу основания достаточными. Да что там, я их просто одобряю.
Но сам, вот, стараюсь упростить отношения с Печенью, которую не сумел прикрыть от подлого удара. Зову ее нежными именами, но она глуха, а мне все хуже. Боль разливается и стискивает так, что невозможно дышать. Обожди, говорю, не останавливайся, ведь глупо же вот так, сразу, от одного удара, среди всяких планов и даже при некоторой потенции возвращения под бетонный зонт официоза, где серенький подручный Глаза Бдящего не токмо пальцем тебя не тронет, но вытянется во фронт и откозыряет всей пятерней, ну неужели тебя не прельщают такие почести, дрянь ты эдакая, ведь сам хранитель моего тела станет делать тебе не под ложечку, а под козырек, ну, пожалуйста, прошу тебя. Ну, я дурак, согласен. Критерии ума и глупости нечетки, но на одном можно сойтись: ум — максимум выводов при минимуме информации, глупость (наоборот. Да-да, правильных выводов, конечно же. (Хотел бы знать, как отличить правильные от неправильных, пока не подведены итоги жизни на планете…) Согласно этому параметру, я умный. Предвидел, но пренебрег. Поэтому на кличку «дурак» не отзываюсь, подбери что-то более справедливое.
Дважды дурак, откликается Печень.
Ну, милая Печень, прости меня, окаянного, я все понимаю, только поступаю наоборот. Видимо, в этом сказывается двойственность человеческой природы. Грешны — но призваны. Опять же, прими во внимание: мы, богоизбранного народа представители, просто обязаны нести бремя несчастий и пить из чаши страданий, ведь это нас изгнали из рая в лице Адама и Евы и тем положили начало… и так далее. Это не было умно. Изгнав, нас обрекли на познание. На неразрешимое противоречие между уменьшением энтропии в области духа при одновременном росте ее в области тела. Были и другие пути, но Боженька сам не понял и нас не сподусобил. Идеалист наш Боженька. А идеалисты в построениях круче самым жестких прагматиков. Только вторые орудуют во имя царства Божьего на земле, а первые ради него же на небе. И все веруют, болваны, что это достижимо.
