По поводу самих папертей я, правда, не выступил, но к попрошайничеству себя приготовил. Можно сказать, сознательно принесся на алтарь врачевания черствеющих душ. Дабы они исцелялись, подавая. Руки не протягиваю, но моя обтрепанная личность ни в ком не может оставить сомнений, что для подаяния я вполне подходящий объект.
А вот и самое смешное: сам я продолжаю исцеляться. Да! Так пагубны в нас привычки.
Опять набираю номер Балалайки и, досказывая сюжет себе самому, думаю: ежели припрет, побью самого Кису и смогу — не без его помощи, правда, — попрошайничать на пяти языках.
Пришел, говорит мамаша. Ну, так подать его сюда, коли лыко вяжет. Она уверяет, что вяжет. Желает моего с ним общения. Наверное, догадывается об источнике успехов сыночка на ниве титской журналистики. Надо встретиться, говорю в ответ на его чересчур звонкое приветствие, есть идея. Какая, загорается он. Придешь — узнаешь. Завтра в девять у фонтана. И кладу трубку.
Новая идея вряд ли его обрадует. Ох, вряд ли! Если заупрямится — уйду. Потому-то и не позвал домой. Из дому не уйдешь. Уйду, а он останется. Пусть думает. Думать всегда полезно. Сколько-то он поупрямится, потом прибежит. Куда ему, болезному, деться… Вот дальше что будет…
Не хочется возвращаться в свою нору. Закат был с ехидцей, а теперь туман, дождик накрапывает. На улице пусто. Город сейчас безраздельно мой. Так сказать, задник моей на чей-то взгляд театрально-красивой жизни. Когда эмигрировал, думал, что знаю его весь вдоль и поперек. Оказалось — нет, обнаружились пробелы. Ну, теперь-то исправил ошибки памяти, теперь он во мне так прочно, мой город, что я и после смерти в нем останусь.
А ведь архитектурно ничего выдающегося, скитания убедили. Одна теплота. Теплота душераздирающих воспоминаний, так бы я это назвал, что без них любой пейзаж…
Дождь, обозначенный зонтами фонарей. Еще не раскрывшиеся озябшие деревья. Рука, наверное, кажется им пламенем. Не лапаю ветки, но позволяю себе чуть трогать кору и прикасаться к ней лицом. При таком легком касании представляю себе нежнейшие ладошки…
Хватит!
Ну, хватит — так хватит. Домой!
Восемь ступенек вниз, поворот направо…
День не кончен. Происшедшее надо записать и спрятать. Потом написать кое-что, чего не следует прятать. А если прятать, то так, чтобы нынешние ценители моих литературных эксерсисов могли это найти, не добираясь до подлинных сокровищ. А уж потом попить чаю и в конусе света самодельного торшера, ввернув предварительно лапмочку, почитать что-то знакомое. Обязательно знакомое — хоть какая-то нить из прошлого…
