— Угу! — буркнул Аттила и вырвал руку. Он принял решение, более говорить было не о чем.
Он направился к центральному зданию, внушительных размеров и с претензиями на красоту: его построил китайский архитектор. Демонстрируя своё презрение к культуре, главный гунн неоднократно заявлял, что ни в Константинополе, ни в Риме он не увидит строения, сравнимого с этим дворцом. Крышу покрывала черепица, стены и пол — мрамор, отчего внутри всегда царила прохлада.
Генизарий сидел за столом, нервно перебирая листы пергамента. Роста он был небольшого, а его мертвенно-бледная кожа резко контрастировала с курчавыми чёрными волосами и бородой. Компанию ему составляла полная, привлекательная женщина со светло-серыми глазами и сединой в волосах. То была Айя, когда-то, давным-давно, любимая жена, а теперь дуэнья, присматривающая за молодыми. В комнате находилась ещё и девушка. Тоненькая, как былинка, она сидела в углу, наклонив голову, и не подняла её при появлении Аттилы.
Генизарий же и Айя распростёрлись на полу, повторяя раз за разом: «О, великий Танджо, мы твои недостойные слуги».
Наверное, впервые столь откровенная покорность вызвала у него раздражение.
— Встаньте! — приказал он. — Или вы думаете, что мне нравится созерцать затылки и торчащие к верху задницы моих подданных? Зрелище малоприятное.
Женщина поднялась первой.
— Было время, великий и непобедимый, когда ты не мог наглядеться на меня.
Аттила улыбнулся. Вот такой разговор с жёнами ему нравился.
— Тогда твой зад был не шире двух моих ладоней. А теперь посмотри, что ты с собой сделала, не зная меры в восточных сладостях и медовых тортах римлян. Но я всё равно рад тебя видеть, Айя. Рад, что ты стоишь передо мной и смотришь на меня своими зазывными глазами. Нет, я не хочу менять заведённого порядка, — торопливо добавил он. — Ни слова из сказанного мною не должно выйти за пределы этой комнаты. Но признаюсь, с тобой я всегда расслабляюсь, Айя. Ты же знаешь, что ты мне всегда нравилась?
— О, да, господин. Хотя ты выказывал это не слишком часто.
— Ты удерживала меня дольше других. Сияющими глазами и острым язычком. Ты знала, как рассмешить меня. И мы с тобой одного племени, дочь храброго солдата. Если б ты только подарила мне сына!
— Сына я тебе уже не подарю, господин мой, но рассмешить по-прежнему могу.
Последнюю фразу говорить, пожалуй, не следовало. У Аттилы вновь испортилось настроение.
— Твоё время уже прошло, — тут он обратил внимание на девушку в углу. — А это ещё кто?
