Рассказ Виктора не казался бы столь ужасным, если б в его голосе слышался надрыв, приближение нервного срыва. Но в этой маленькой, безликой комнатенке лондонского санатория, с батареей лекарственных флаконов на столике, с шумом транспорта, доносившимся с Вигмор-стрит, речь его лилась монотонно, словно тиканье часов. Он не переходил на крик, не потрясал кулаками.
— И все же я не решался уйти, не дождавшись ее появления. Я остался под стеной. Наплывали серые тучи. Подкрадывались хорошо знакомые мне вечерние тени. На мгновение стена, скалы и окна окрасились в золото, и тут же солнце закатилось за горы. Резко, без сумерек, наступила холодная ночь.
Виктор находился у стены до рассвета. Он не спал. Ходил взад-вперед, чтобы согреться. Но окоченел и ослаб от голода. Ведь он пошел в горы без еды, если не считать нескольких сандвичей, рассчитывая вернуться с Анной через несколько часов.
Занялась заря. Здравый смысл подсказывал ему, что ждать еще целый день — безумие. Он должен спуститься в деревню за пищей и питьем и, если удастся, уговорить мужчин помочь ему в поисках Анны. Встало солнце, и он с неохотой двинулся вниз. Все та же звенящая тишина окружала его. В нем крепла уверенность, что за стенами нет ничего живого.
Виктор обогнул южный склон, вышел на тропу и в утреннем тумане добрался до деревни.
Крестьяне словно ждали его прихода. Старик стоял в дверях, тут же толпились соседи, в большинстве мужчины и дети.
— Моя жена вернулась? — первым делом спросил Виктор. По пути вниз у него вновь затеплилась надежда: Анна не поднималась по горной тропе, она пошла другой дорогой и давно ждет его в деревне.
— Она не вернется, — ответил старик. — Мы же предупреждали вас, что она не вернется. Она ушла к ним, на Монте Верита.
Виктору хватило ума попросить дать ему поесть, прежде чем пускаться в спор. Его накормили. Пока он ел, крестьяне стояли рядом, с состраданием наблюдая за ним. Виктор сказал мне, что при виде рюкзака Анны, ее спальника, фляги, ножа, всего того, что принадлежало ей и что она не взяла с собой, у него чуть не разорвалось сердце.
Виктор поел, но крестьяне не уходили, ожидая, пока он заговорит. Он рассказал старику обо всем. Как ждал весь день и всю ночь. Что не услышал ни звука, не уловил ни единого движения в окнах-щелях. Старик переводил его слова соседям.
Когда Виктор закончил, старик печально покачал головой.
— Все так, как я и думал. Ваша жена там. Она у них.
— Как она может быть у них? — сорвавшись, заорал Виктор. — Там нет ни одной живой души. Монастырь мертв, пуст. Он вымер многие столетия тому назад.
