Святая ночь | страница 2



Я — не великий мыслитель и никогда им не был. Но то, о чем я сейчас скажу, известно мне еще со времен моего увлечения альпинизмом: если и есть высшее существо, определяющее наши судьбы, то в горах мы оказываемся ближе к нему, чем в любом другом месте. Великие высказывания древних изрекались с горных вершин. Пророки всегда взбирались на холмы, чтобы оттуда обратиться к слушателям. Святые, мессии призывались за облака. И мне представляется вероятным, особенно если я нахожусь в мрачном расположении духа, что рука провидения дотянулась в ту ночь до Монте Верита и перенесла те души в безопасное место.

Не забывайте, я сам видел полную луну, освещающую всю гору. В полдень я также видел солнце. Но я видел, слышал и ощущал то, что не принадлежит этому миру. Я думаю о скалах, сверкающих в лунном свете. Я слышу пение, доносящееся из-за запретных стен. Я вижу чашевидную расселину в леднике меж двух вершин-близнецов. Я слышу смех. Я вижу руки с отливающей бронзой кожей, простертые к солнцу.

Когда я вспоминаю все это, я верю в бессмертие…

А потом — возможно, потому, что восхождения остались в прошлом и магия гор вспоминается не так отчетливо, — я говорю себе, что в тот последний день на Монте Верита я смотрел в глаза живого, дышащего существа, касался теплой плоти руки.

Даже слова принадлежали человеку: «Пожалуйста, не беспокойтесь из-за нас. Мы знаем, что нам делать». И напоследок: «Пусть исполнится мечта Виктора».

Так появляется моя вторая версия, и я вижу сумерки, и звезды, и мужество той души, что нашла самый благоразумный выход для себя и других. И пока я возвращался к Виктору, а жители долины готовились к штурму, маленькая горстка верующих, последние искатели Истины взошли к расселине меж горных пиков и исчезли в ней навсегда.

Третья версия приходит мне на ум в минуты одиночества, когда после обеда с друзьями, которые мне не так уж дороги, я возвращаюсь в мою квартиру в Нью-Йорке. Глядя из окна на фантастическую пляску цвета моего фантастического мира реальности, в котором нет места ни нежности, ни тишине, я внезапно ощущаю потребность в покое, в понимании. Тогда я убеждаю себя, что обитатели Монте Верита заранее приготовились к уходу с горы и, когда это время пришло, они предпочли не бессмертие, не смерть, но жизнь среди мужчин и женщин. Украдкой, незамеченными, спустились они в долину, и, смешавшись с людьми, каждый из них пошел своим путем. И я гадаю, разглядывая повседневную суету, не бродят ли они в уличных толпах, не ездят ли в душных вагонах подземки, и не смогу ли я, всматриваясь в проплывающие мимо лица, найти одного из них, а заодно и ответ на мучающий меня вопрос.