Соседа не было дней десять. Его жена, Мария Самуиловна, обычно тетка весьма сварливая, от которой я держался подальше, так извелась, что даже как-то стихла, ощутимо усохла, меньше ругалась на всяких «охламонов, которые мусюрют и мусорют в подъезде», и даже один раз затащила меня на чашку чая, чтобы пожаловаться на мужа, которого «черти там, что ли, в котел посадили?» Ругалась она бодро, но видно было, что Самуиловне совсем не по себе.
А потом Петрович вернулся.
Случилось это ровно в полночь, и сигналом к явлению Петровича стал громкий хриплый мат на весь притихший двор. Живу я на первом этаже, и совсем недавно под моими окнами вывалили целый самосвал жирной, перемешанной с торфом земли - для клумбы, наверно. Туда-то и угодил сосед, сверзившись из внезапно появившейся в воздухе дыры, откуда зловеще пахнуло серой и потянуло клубами дыма. Вечером прошел дождь, и поэтому Петрович, поднявшийся из цепких объятий земляной кучи, напоминал статую Ленина в нашем городском парке. Вождя, нежно любимого всеми окрестными голубями и галками, регулярно красили, освежая серый цвет. А поскольку сдирать старые слои краски всем было лень, за полвека учитель пролетариата превратился в какого-то инопланетянина с бесформенным шаром вместо головы.
Вырвавшееся из будущей клумбы чудище выглядело не лучше. Потом в облепившей голову Петровича грязи открылось отверстие, и вот оттуда-то и понеслись виртуозные полуночные матюги. В доме начали зажигаться окна, хлопнула дверь подъезда, и голос Самуиловны вплелся в завывания мужа.
- Дубина ты старая! Угваздался почище барбоса! Последний пиджак извел на ремки!
Слышно было, впрочем, что жена Петровича рада, но виду старается не подавать. И тут в хор голосов добавилось душераздирающее мяуканье.
- И вскричал кот неистовым человеческим голосом... - задумчиво подытожил я, а потом все-таки не утерпел - высунулся в форточку. Из сумки Петровича, шипя, мявкая и рассыпая вокруг себя искры, вырвалось и прыгнуло на него что-то пучеглазое и лохматое, все в клубах черного дыма, резко пахнущего углем. Старый плотник заорал и заматерился с новой силой.
- Мать твою за ногу и об угол! Рубаху! Рубаху прожег, оглоед! Куда ты?! Куда ломанулся, антихрист?! Стоять!
Орущий клубок кинулся к Самуиловне и взобрался по длинному домашнему халату, оставляя на нем черные следы.
- О! Ба-атюшки светы! - заголосила та и от неожиданности села мимо скамейки. - Убивают! Люди... режут!!
