— Чего у тебя в сумке-то?
— Как чего? Учителю…
— Смотри-ка, задобрить! Выкладывай!
Но, к моему счастью, открылась дверь, и в класс вошел сам учитель. Виталейко нырнул к себе за парту.
Учитель был в сапогах, в голубой косоворотке, подпоясанной ремнем. Хотя он был сравнительно молодой еще, лет тридцати — тридцати тяти, но мне показался пожилым и строгим. И почему-то мне стало смешно. Не потому, что учитель строгий, а, наверное, от сознания того, что вот я, наконец-то, и ученик, что со мной учитель, и я теперь уж не боюсь задиры Виталейка. Этот Виталейко сразу присмирел, сам, видно, струсил.
Учитель остановился у стола, поздоровался со всеми, назвал свое имя и отчество. Я опять засмеялся.
— А тебе, мальчик, почему смешно? — спросил Михаил Рафаилович (так звали учителя).
— Смешинка в рот попала, — не задумываясь, ответил я.
Тут уж засмеялись и другие, даже третьеклассники.
— А вот мы отберем ее у тебя, — сказал спокойно, без улыбки, Михаил Рафаилович и принялся рассаживать первоклассников по росту. Меня, как самого маленького и со смешинкою во рту, посадил на первую парту с Колей Бессоловым.
Мне в это утро все казалось удивительным. Еще бы, все сидят за какими-то столами с откидными крышками. А в столах — ящички для сумок. И у стены — доска выше учителя.
— Ну, дети, расскажите, кто чем занимался летом? — спросил нас Михаил Рафаилович.
Тут-то мне и пригодилась сумка. Не говоря ни слова, я встал и, подойдя к учителю, вывалил все содержимое сумки на его стол. Сказал: «Вот».
— Это что за книга?
— Тут я Урчала малевал. Собачка у меня есть, — и я начал его расхваливать: и лесовать-то он умеет, и дом-то сторожить, и плавает на озере за утками, как человек…
Михаил Рафаилович, полистав книгу с моим художеством, сказал, что рисовать будем на чистой бумаге, книги портить нельзя. Потом взял веточку лиственницы.
— А это нам пригодится… для гербария.
Михаил Рафаилович теперь уже был совсем не строгий. Лицо у него загорелое, темно-коричневое. Глаза внимательные, добрые.
Поговорив со мной, узнав, как меня зовут, и похвалив за веточки, он вызвал к столу другого ученика. Спросил, сколько ему лет, а тот и не знает, только пыхтит да рукавом нос трет. Мне опять попала смешинка в рот. Спросили третьего об отце, а тот стоял-стоял и ответил, что отца зовут Анной. Тут уж засмеялись все. За ним вышел к столу круглоголовый парень с вихорком. Я смотрю на него: губами он шевелит, а слов не слышно. Руками мальчик теребит крученый поясок.
