Наблюдая за отчимом, она делала ему и замечания. Нет-нет да и скажет что-нибудь, будто ненароком:
— Раньше-то в нижнем поле вымочек не бывало. Отводили воду-то в курью.
— Отведем, Семеновна, — спокойно отвечал отчим.
— Чем сеять-то будешь концы?
— Клевером забросаем…
— Не травой ли собираешься нас кормить?
— Скоту травка пригодится. Молока больше будет, масла…
— Раньше-то на лугах хватало. Кто же на полях траву-то сеял? Беспутевики разве…
— Ничего, Семеновна, всего хватит. Без клеверов теперь нельзя жить.
— Он же, маменька, не маленький, знает что к чему, — заступалась мать. — Все теперь сеют… Вон Миша Кучер… на хуторе…
— Доезжайте и вы к Кучеру да кормите нас с ребятами травой, — не уступала бабушка и садилась к люльке, висевшей на длинном шесте.
Отчим был человеком компанейским. Пойдет другой раз в село и вернется домой навеселе. Любил он и гостей в дом приглашать. Вообще-то он был молчалив, а то и угрюм, но как только отведает водочки, сразу отходит мужицкая душа. Тут он светлел лицом, начинал рассказывать о Питере, о войне, о том, как должен жить теперь мужик, при новой власти. Рассказывает, рассказывает и песенку затянет. Песен он знал много, на праздниках он только и запевал. Бабушке это не особенно нравилось. Но в такие веселые минуты в разговор она обычно не вступала, выжидала другое время. Сидит, бывало, отчим на лавке после праздника, курит цигарку за цигаркой, что-то обдумывает. Тут-то бабушка, выбрав подходящий момент, вылезала из-за люльки, подвигалась к окну и долго смотрела на кладбищенский угор. А потом будто сама с собой начинала рассуждать.
— И что нынче за люденьки христовые пошли? Раньше-то выпьют, бывало, рюмочку-две, и — хватит. И голова потом сухохонька, и денежки в кармане… А нынче пошла мода, стаканами опрокидывать начали.
— Зачем живем, Семеновна? — поняв намек старухи, отвечал отчим с затаенной усмешкой.
— Так ведь, соколанушко, деньги-то надо в дом таскать.
— Ты, Семеновна, копила, а что толку?
— Храню, голубчик, на черный день. Какие-никакие, а «катеринки» не упадут в цене.
— Они уж пропали, теперь на оклейку углов годятся.
— Деньги же!.. Нищенка была, говорила, золотым рублем оправданы. Хоть внуку на гармонью сохраню. Вырастет вот… Не упадут, говорю, в цене «катеринки». Сама пряла, сама ткала… Масло копила… Все, все в «катеринки» вложила. Теперь и с капиталом… А на тебя посмотрю, Лексей, ты не берегешь деньги.
— А ты, Семеновна, разве плохо живешь?
