Пожарные машины въехали во двор, одну из них поставили как раз подо мной. Послышался звук вращаемой рукоятки, я ощутил, как что-то прикоснулось к моей ноге, и в ту же минуту услышал треск. Ткань моего пиджака не выдержала и порвалась, Молли закрыла глаза, а я приземлился, словно огромный паук, на верхушке лестницы.
Пожарники и полицейские на лестнице опережали друг друга. Первым добрался до меня знакомый лейтенант. Он вторично арестовал меня и начал тянуть вниз. Однако я отрицательно покачал головой и накрепко прикипел к верху лестницы. Оказалось, что совершенно невозможно оторвать упорно сопротивляющегося человека от ступеньки лестницы, особенно если сам стоишь на ней.
Полицейские наконец оставили меня в покое. И тут — снова возникло стечение обстоятельств: заело механизм спуска. Лестница отъехала, унесся меня на своей верхушке.
Лейтенант велел отвезти лестницу в один из комиссариатов, где вскоре появился мой адвокат Винелли и освободил меня под залог. Полиция отнеслась ко мне необычайно благосклонно: они были, впрочем, злы на Билла Барта. Одновременно некая большая научная величина, знакомый Мак-Гилла, профессор Штейн, убедил полицию, что я ни в чем не виноват. Затем профессор Штейн дал прессе совершенно непонятное, но успокаивающее интервью, а я выехал с Молли к ее матери на море.
— Через две недели все уже забудут об этом, — сказал лейтенант. — Может, вы еще станете героем…
Перед отъездом мы с Молли пошли посмотреть алмаз. Он покоился на столе, великолепно сверкая, поверхность его была гладкой, без изъянов. Размеры составляли по крайней мере два фута в диаметре, — столько же, сколько в глыбе «стекла» на Пятьдесят Четвертой улице.
— Полиция даже не догадывается, что это такое, — сказал Мак-Гилл. — Потому что оно такое большое…
— Кто же догадался бы… — вмешалась Молли. — Мак-Гилл, у меня есть одна мысль…
— Это очень просто, — не отвечая на ее замечание, пояснил Мак-Гилл. — Я насыпал графит на кучку шлака, а на графит положил осколок. Затем направил на это луч Бунзена, и все тотчас запылало, издавая сильный блеск и совсем не выделяя тепла. Адиабатический процесс[3], — добавил он, а я кивиул. — Необходимое давление, — продолжал Мак-Гилл, — ядро черпало из хаотических случайных движений частичек графита. Да, случайные движения! Когда это кончилось, ядро подпиталось сначала шлаком, а потом двуокисью углерода, извлекаемой из воздуха. Именно это и вызвало внезапное движение воздуха, занавесок и… волос Молли. Но этого ты, наверное, уже не видел. Во всяком случае…
