Тогда настали черные времена для семьи Андрея. Сначала Катя с детьми вроде бы ни в чем не нуждалась - благодарные люди поддерживали их, но чувство благодарности, без постоянной подпитки как-то само собой иссякает. И вот уже Катя, всегда находившаяся под опекой мужа, пошла к начальнику станции искать работу. Ничего особо не умевшая, кроме как обхаживать мужа и детей, она смогла выполнять только простые работы. Стирка, штопка, глажка, - вот и все, что смогли предложить обессилевшей от горя женщине. Зарплаты на четверых не хватало, и через месяц она понесла на рынок первую вещь. Так через год они остались даже без палатки и теплых одеял, не говоря уже про прежние предметы роскоши. Потерявшая опору женщина, с тремя детьми на руках, без крова и тепла, не выдержала, и после непродолжительной болезни умерла. С тех пор дети остались одни. Сначала их пытались пристроить в различные семьи, но никто не готов был делиться едой и водой с чужими детьми. Тогда, в один прекрасный день, Митя, старший из них, собрал все оставшиеся пожитки, взял за руки брата и сестру, и ушел в тоннель. Охрана то ли не заметила их, то ли сделала вид, что не заметила, - ведь лишние рты всем в тягость. Но через пару дней мальчик опять вышел на блокпост, один. На вопросы не отвечал, отмалчивался; сказал лишь, что брат и сестра целы, живут они в каком-то убежище, а он пришел искать работу и теперь сам будет добывать пропитание. Он приходил утром, работал как мог, а вечером уходил во мрак тоннеля. Так продолжалось вплоть до сегодняшнего дня.
Утром на станцию прибыл караван челноков. Их начальник пошел шептаться с руководством станции, а остальные разложили свой товар на рельсах и принялись бойко торговать. Я походил между ними, взглянул на товар, и ничего не присмотрев, ушел на свое место и продолжил наблюдение.
- Где же ты ходишь? - прошептал я, думая о мальчике.
Уже прошло три часа с наступления «утра», а всегда пунктуальный Митя все не появлялся. Да еще эти челноки со своим предводителем кого-то мне напоминали, а я все не мог вспомнить кого. С каждой минутой я все больше нервничал, и вот когда уже собрался слезть с перрона и пойти искать мальчика самостоятельно, почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Обернувшись, я увидел начальника каравана, уставившегося на меня, и тут же узнал его. Он, похоже, тоже, так-как тут же наклонился к начальнику станции, которого все звали Сергеич, и стал что-то быстро ему нашептывать, показывая при этом на меня пальцем. Тот нахмурился и стал давать указания стоящему рядом охраннику. Медлить было нельзя; я спрыгнул на пути и, проскочив мимо зевающего патруля, бросился в тоннель.
