Пришёл псаломщик, поклонился в пояс Двинянинову, размашисто перекрестился на образа.
— Скидывай оболочку, дьяче, да достань с полки чернильницу, перо гусиное да листок пергамента. И пиши.
Иван вернулся домой с грамоткой, свёрнутой в трубочку и скреплённой по примеру воеводских грамот сургучной печатью на шнурке. Дежнёв не был грамотен, зато памятью обладал отменной и почти слово в слово запомнил всё то, что надиктовал Двинянинов псаломщику. Примерный текст грамотки пересказал он Семейке.
«Сия грамотка составлена тиуном Второй Пинежской волости Власием Двиняниновым и свидетельствует, что житель и уроженец оной волости Семейка Дежнёв сын Иванов поведения прилежного, храм во имя святого Стефана Пермского посещает исправно, на святое причастие и исповедь к настоятелю оного храма отцу Феодосию ходит также исправно. Ни в каких непотребных ересях, ни в каких дурных богопротивных поступках не замечен. Во всех крестьянских промыслах и ремёслах зело искусен. С лихими людишками не знается. Недоимок за хозяйством его семьи не значится. Сию грамотку подписал собственноручно Власий Двинянинов».
И Иван Дежнёв стал свидетелем, как тиун поставил под текстом витиеватую размашистую подпись.
Проводы Семёна были грустными. Мать причитала и исходила горючими слезами. Отец хмуро отмалчивался, насупившись. В доме Дежнёвых собралась вся деревня, самые близкие приходили с подарками. Агафоник с женой принесли большой шмат свиного сала — гостинец на дорогу. Брат скатал для Семейки новые пимы. Пришёл и Павел Свирин. Низко поклонился Семёну и сказал с затаённой робостью в голосе:
— Не взыщи, соседушка, коль всё так нескладно получилось. Не кляни меня, старого дурака.
— Полно, дядя Павел. Кто старое вспомянет...
— Я ведь счастья для Ираидушки хотел. Думал, вот и породнимся с вами, Дежнёвыми. А тут кровопивец Власька мёртвой хваткой за горло взял. Батогами, долговой ямой грозился. Ираидушка-то и слышать не хотела об Игнашке, грозилась руки на себя наложить, в омут броситься, либо в петлю полезть. Я, злыдень окаянный, уломал её насилу.
— Я тут ни при чём, дядя Павел. Не я ей жизнь сломал.
— Вестимо, не ты. Мне перед Богом ответ держать. Бог уже наказал нас. Игнашка-то пустоцветом оказался. Как мыслишь, Сёмушка, может ли Ираидка руки на себя наложить?
— Тебе лучше знать свою доченьку.
— Знаешь, в чём Ираидка мне призналась?
— Да нет большого желания узнать. Плакалась, наверное, что забрюхатиться не может.
