Жизнь Семейки протекала однообразно, в трудах и заботах. Раза два Иван пытался сосватать сына. Особенно подходящей казалась ему светловолосая статная Лукерья, свойственница Агашкиной жены. Девушка явно проявляла интерес к Семёну и была не прочь выйти за него. Но Семейка всякий раз противился стараниям отца и говорил ему:
— Не надо, тятенька, не усердствуй. Тошно мне. Ни на одну девку не могу смотреть.
Как-то зимой прошёл по деревне слушок, что вернулся на Пинегу из-за Каменного пояса согбенный всякими хворями ветхий старик из соседней деревушки, примыкавшей к волостному селу. Событие для всей Пинеги! Редко, редко возвращались мужики в родные края из Сибири. Одни терялись в лесных сибирских просторах, не оставляя и следа своего, гибли на кочах в Студёном море, тонули при переправах через широкие реки. Другие, как говорят, брали тамошних бусурманских жёнок, крестили их по православному обряду, плодили ребятишек-полукровок и уже не помышляли о том, чтобы возвратиться когда-нибудь в родные поморские края. А этот, ишь ты, возвратился. Уж и помнят-то его только древние старики. Возвращение бывалого человека из Сибири нарушило привычный ритм жизни.
Возвратившийся на Пинегу скиталец уже не мог никого застать из своих ближайших родственников — все повымерли. Принял его в свой дом псаломщик, дальний свойственник, пригрел, накормил. Да ещё упросил отца Феодосия взять на службу скитальца в качестве звонаря, чтоб кормился при церкви. И потянулись к возвратившемуся из-за Каменного пояса бывалому человеку люди из всех окрестных деревень, чтобы послушать его невыдуманные рассказы про сибирское житьё-бытьё. Потянулся в псаломщикову избу и Семейка Дежнёв.
Крепкий ледяной панцирь сковал северную реку. Ощетинилась макушками заснеженных деревьев прибрежная кромка леса. К самой опушке прижалась на высоком яру берега изба, рубленная из добротной, толстоствольной сосны. Изба на высоких подклетях с тесовыми кровлями, резьбой, напоминавшей затейливое кружево на карнизах, оконных наличниках, крылечках, гульбищах. Крайняя среди изб, обращённая к близлежащему селу псаломщикова изба — не хуже других. Даже, пожалуй, выделяется затейливостью, ажурностью деревянной резьбы. Псаломщик — великий выдумщик, искусный резчик по дереву, способный умелец. У него-то и собираются вечерами люди послушать бывалого человека.
Когда из-за леса выползает холодный, медно-красный диск луны, в избах зажигают сальные свечи или жировые плошки. Начинается своя вечерняя жизнь. Помор не привык сидеть без дела. В поте лица своего трудится он, добывая хлеб насущный, иначе не выживешь. Землица здешняя малоплодородна и неохотно делится щедротами своими с человеком. А государевы служилые люди, тиуны и воеводы, корыстолюбивые лихоимцы, своего не упустят. Как говорит народ, до Бога высоко, до батюшки-государя Михаила Фёдоровича, севшего на московский трон после изгнания поляков, далеко. Волостной тиун, а тем более уездный воевода здесь Бог и царь.
