Слушаю, машинально кивая.
— Дерево в итоге ложится на землю и гниет, — продолжает он, и я не могу понять, какого цвета у него глаза. — Горы опадают, сдуваются и превращаются в равнины, которые потом заливает вода. Прямоходящие умирают, растекаясь лужицами гноя, — монотонно бормочет толстяк, не отводя взгляда.
Если бы я мог, то подумал, что Петя пытается меня соблазнить. Неспешно, издали, завораживая одной лишь интонацией.
— Дома ветшают и рушатся, — доверительно сообщает он. — Все живое и неживое стремится к обращению в прах — финальную стадию любого существования. Наш удел — стать слоем пыли, ровным слоем пыли, покрывающей горизонтальную поверхность. Потому возлежание — культ, которому я поклоняюсь. И призываю тебя присоединиться.
Киваю и киваю, как фарфоровый китайский болванчик.
Перебираю учебники, стараясь не смотреть на часы. Сумасшествие — верная подруга всех живущих в этом доме — кружит по комнате, напевая беззаботную песенку. Петя был одним из первых, кто захотел отведать ломоть убитого пони.
— Когда я смогу отсюда уйти? — спрашиваю вежливо и мягко, чтобы не вызвали Себастиана.
Какое-то время он смотрит на меня. Будто оценивает, какую часть тела попросить приготовить на ужин. Клыкастые стены холла смыкаются вокруг нас, тягостно и неотвратимо.
Говорит:
— А оно тебе точно нужно, Денисонька?
И еще:
— Чего тебе не хватает? Мы ведь можем дать все — деньги, еду, одежду. Заботу и сопричастность к семье. Те, кто ругает золотые клетки, глупы и недальновидны — в них столько прелести…
И еще:
— Разве не сюда ты стремился всю свою жизнь? — Двигает пальцем по трекболу, отчего каталка сдает на метр назад. — Загляни в свою душу. Загляни в себя.
Затем уезжает, оставляя на надраенном паркете широкие полосы от шин.
Встаю, укладывая книги и распечатки в шкаф. Выключаю компьютер, сваливая в ящик стола шоколадки, отобранные у Колюнечки на последнем уроке. Заглядываю в себя, опасливо и тревожно.
Страха нет. Любой из живущих в усадьбе может отнять мою жизнь с той же легкостью, с какой Гитлер убил маленькую лошадку. Но страха нет. Есть лишь чуть заметная пульсация, которая бьется в такт с дыханием Особняка. Он манит. Он привязывает к себе навеки.
Но я все равно попробую сбежать.
