Теперь они, Итан и Жюль, с приближением полуночи сидели, как само собой разумелось, рядом, и когда официально наступил Новый год, губы Итана Фигмена соприкоснулись с губами Жюль, и он жаждал узнать, насколько долгий и крепкий поцелуй ему будет позволен. Поскольку это была новогодняя ночь, она не сразу отстранилась от него. Но все-таки через несколько секунд отпрянула со словами:
— Итан, что мы делаем?
— Ничего, — ответил он. — Это был ностальгический поцелуй. Окрашенный в сепию. Такой поцелуй, когда люди… одеты в цилиндры… а дети катают обручи по улице и сосут леденцы.
— Точно, — выдавила она из себя, улыбнувшись.
Жюль заметила, что на кровати Гудмен, похоже, хочет проглотить Кэти, вобрать ее в себя. Но подобной бурной активности не происходило между Эш и Джоной, которые продолжали целоваться, как две тождественные птицы на ветке, сообща передающие червяка туда-сюда, из клюва в клюв.
— С Новым годом, Жюль Великая, — сказал Итан Фигмен, глядя ей в глаза.
— Я не великая, — возразила она.
— А я думаю — да.
— Почему? — не удержалась Жюль от вопроса. Она не напрашивалась на комплименты, а просто хотела понять.
— Просто ты очень естественная, — ответил он, пожав плечами. — Не такая нервная, как некоторые девчонки — те, что постоянно следят за фигурой или делают вид, будто они чуть глупее парней. Ты честолюбивая, сообразительная, ты такая забавная, ты настоящий друг. И, конечно, ты очаровательна.
Он снова обнял ее — прекрасно понимая: хотя подобные моменты — странные моменты — могут время от времени возникать, все равно ничего сексуального или хотя бы романтического между ними никогда не произойдет. Они друзья, просто друзья, хотя дружба очень многое значит.
— Я на самом деле не великая, — настаивала она. — Во мне нет никакого величия.
— А, по-моему, есть. Просто оно не напоказ, и мне это нравится. Но тебе надо делиться им и с другими, — сказал Итан. — Не только со мной.
— Хотя, — добавил он через мгновенье охрипшим голосом, затем прочистив горло, — когда его увидят, в тебя сразу вцепятся, и мне будет грустно.
Жюль не была ни красивой, ни чувственной. Почему же он так верен ей и своему представлению о ней? Его преданность рождала в ней желание быть лучше, чем она есть на самом деле: умнее, веселее, с более широким кругозором. Будь лучше, строго велела она себе. Будь хорошей, как он.
Чуть позже Жюль и Итан приготовились ко сну, лежа рядом в берлоге Вулфов на белом ковре, по-видимому, сделанном из собачьей шерсти. Большой аквариум отбрасывал пузырящийся тусклый свет на книги, выстроенные по всем четырем стенам. Имена авторов подтверждали, что в этом доме живут вдумчивые, интеллигентные, современные люди, читающие Мейлера, Апдайка, Стайрона, Дидион. Жюль могла бы шепнуть Итану, что очень счастлива сейчас, но это звучало бы как поддразнивание. Она лежала рядом с ним, улыбаясь, и ему пришлось сказать:
