И с этими словами он извлек из кармана сложенный во много раз листочек тонкой бумаги – в тот самый миг, когда желудь в руках у Ханны распался на две половинки и оказался пустым.
– Значит, если бы я попыталась развинтить его не в том направлении… – начала она.
– …то я не отдал бы вам записку.
Малкольм вручил ей бумажку, Ханна ее развернула, быстро пробежала глазами и сунула в карман жакета. Казалось, мальчик принял ответственность за желудь на себя, и это ей совсем не нравилось. Теперь придется решать, что с этим делать.
– Как ты его нашел? – спросила она.
И Малкольм рассказал все – с того самого момента, как Аста заметила человека под дубом на берегу канала, и до статьи в «Оксфорд Таймс», которую показала ему миссис Карпентер в лавке судовых товаров.
– Боже мой! – ахнула она и побледнела. – Роберт Лакхерст?
– Да, из колледжа Магдалины. Вы его знали?
– Чуть-чуть. Я понятия не имела, что это он… Мы с ним не должны были знать друг о друге, и уж тем более ты… Обычно он просто оставлял желудь в условленном месте, и я его забирала, а потом писала ответ и прятала в другом месте. Но я не знала, кто его оставляет и забирает.
– Хорошая система, – одобрил Малкольм.
Ханна забеспокоилась, уж не сказала ли она больше, чем нужно. Она вообще не собиралась ничего ему говорить – но, с другой стороны, кто мог подумать, что он сам уже так много узнал?
– Ты кому-нибудь об этом рассказывал? – спросила она.
– Нет. Я подумал, что это опасно.
– Правильно. – Ханна нерешительно посмотрела на мальчика. Можно поблагодарить его и распрощаться, а можно… – Не хочешь выпить чего-нибудь горячего? Чашку шоколатла?
– О да, пожалуйста! – воскликнул тот.
Ханна пошла на кухню, поставила молоко на огонь и еще раз перечитала записку. Было ли в ней что-нибудь такое, что может поставить под угрозу лично ее? Да, без сомнения. Ведь в записке упоминался алетиометр, а имена специалистов, работавших с оксфордским алетиометром, ни для кого не секрет. Одно только слово «Пыль» уже сулило большие неприятности.
Она смешала какао-порошок с сахаром, добавила горячее молоко и разлила шоколатл на две чашки. Мальчику уже было известно так много, что волей-неволей придется ему довериться. Выбора нет.
– Я смотрю, у вас много книг, – заметил он, когда Ханна вернулась в гостиную. – Вы – ученая?
– Да. Из колледжа святой Софии.
– Гисторик?
– Историк, – поправила Ханна. – Да, вроде того. Изучаю историю идей. – Она включила лампу у камина, и в комнате сразу же стало как будто теплее, а за окном – наоборот, холодней и темней. – Вот что, Малкольм… Эта записка…
