, а сейчас вот выяснилось, что еще и развязно выражаться. У меня вырвалось как бы само собой:
— Хотел бы я знать, какому принцу прислуживала мамаша этой красотки?
Тройное «тс-с-с» зашипело мне в уши, и разом погрозили три пальца.
— Это моя приемная дочка! — сказали хором все трое.
Странная манера — иметь одну приемную дочь на троих, впрочем, думал я не об этом, а о том, какую глупость сморозил. Пришлось спешно заглаживать вину.
— Прошу прощения, я не хотел сказать ничего плохого. Просто меня поразило, что у крестьянской девушки могут быть такие ножки. Право же, щиколотка у нее изящная, как у герцогини.
Не знаю, что бы я делал, если бы меня спросили, где это я видел щиколотку герцогини — до сих пор ни одна из них мне своих ножек не демонстрировала. Да и вообще, не верится, чтобы господь бог выкроил для герцогинь особую ножку. Насколько мне известно, в истории лишь единожды упоминается нога высокопоставленной особы — речь идет о супруге Пипина Короткого[90], королеве Берте. Упоминается она так: «au grand pied», «Берта Большая Нога».
К счастью, господа не отличались особой дотошностью и вполне удовлетворились моими оправданиями.
— Well[91], — сказал доктор, — это не крестьянская девушка. Это мадемуазель Ангела, она работает у нас на почте. Вы еще не встречались с ней, господин председатель?
— Нет, хотя был на почте дважды. За окошком сидела какая-то пожилая дама, высокая и седая.
— All right[92], это ее мать, госпожа Полинг, вдова.
— Его коллега. — Нотариус пихнул меня локтем в бок, давая понять, что доктор сейчас рассвирепеет.
Однако доктор, против ожидания, не рассвирепел.
— Stimmt[93]. Я лечу людей, а она — коров, лошадей, гусей, кур. Муж ее был ветеринаром, у него она и выучилась. — Поверьте, господин нотариус, мы преспокойно могли бы обменяться пациентами.
— Да ладно вам, — примирительно сказал поп. — Лучше проводим Ангелу домой.
Однако босоногая почтальонша, заметив наше приближение, вырвалась из круга и убежала.
Короткая юбчонка развевалась на бегу, в свете пламени костров то и дело мелькали ослепительно белые ножки. Доктор проглядел все глаза и, надо полагать, не прочь был пуститься следом, но вовремя вспомнил, что он — человек культурный, и побрел по-стариковски рядом со своими собратьями, — приемными отцами. Тут только я заметил, каким усталым и обрюзгшим стариком становится доктор, когда думает, что никто на него не смотрит.
Однако у последнего костра, возле самой околицы, он приободрился снова. Там сидела Мари Малярша, прижимая к себе Шати, на коленях у которого покоилась голова ягненка. Таким образом, сходство с Мадонной было полным.
