Дочь четырех отцов | страница 64
— Что при свечах выбирать негоже? — так спросила Мария-Терезия в первый раз.
Пошел чабан к своему воронку (тот у ворот был привязан), поспрошал его, глядь — идет с ответом.
— Сукно, — говорит, — да жену, и то и другое на свету рассмотреть надобно.
— Молодец, чабан, скажи-ка нам теперь: какая семья самая что ни на есть наилучшая? — так спросила Мария-Терезия во второй раз.
Сходил чабан к воронку, поспрошал его и говорит Марии-Терезии:
— Та, где жена слепая, а муж глухой.
— Ну, чабан, а знаешь ли ты, на кого старуха более всего похожа? — так спросила Мария-Терезия в третий раз.
Явился чабан к коню, поспрошал его, тот нашептал ему в одно ухо, парень и пошел себе, ржет воронок ему вслед, хочет в другое ухо нашептать, да поздно, не слышит парень, вот и ответил Марии-Терезии так:
— Старуха более всего на собаку похожа: у обеих блохи, обе клубочками спят, обе полаяться любят.
Осерчала Мария-Терезия, потому как сама уже старухой была, и говорит чабану:
— Ну, чабан, быть тебе девским бароном, но знай, ответствовать так было надобно: старуха — что голубка: в одиночку спать не любит, рада поворковать и к тому льнет, кто ее не гонит. Ответил бы так, быть бы тебе королем.
Господа долго смеялись над поучительной историей Бибока, я же с трудом выдавил из себя улыбку: меня мучительно грызла зависть. Подумать только, ведь фантазия простого крестьянина — самый что ни на есть Пегас по сравнению с моей, которая только и знает, что роется в блокнотах, словно лошадь Миклоша Толди в отбросах! Каждое утро я запрягаю беднягу, а вечером, глядя на таксометр, вижу все тот же результат: времени потеряно много, а мы все торчим на одном месте, если еще не отброшены назад: то одно, то другое забывается, то и дело приходится возвращаться.
Как будет называться роман? «Смерть художника» — такова была моя первая мысль, однако от нее пришлось отказаться. Художник-то помрет, это неизбежно, но стоит ли с самого начала отпугивать сентиментальных читательниц? (О читателях мужского пола венгерский писатель может не беспокоиться. Последние читают исключительно детективы, во всяком случае, до тридцати и после пятидесяти, а между тридцатью и пятьюдесятью — книгу Ивана Надя, откуда каждый может почерпнуть сведения о собственном дворянском происхождении. Тот, кому это все же не удается, справедливо обвиняет венгерскую науку в верхоглядстве. Только у нас такое возможно, чтобы в геральдическую книгу, изданную сорок лет назад, не вошли родовые гербы, придуманные для украшения визитных карточек под нынешний Новый год. A. m. d. g., ad maiorem democratiae gloriam