По реке шел большой прогулочный катер. Волны от него заплескались у отвесного гранитного берега. Закачалась байдарка, движущаяся параллельно катеру.
— Институт, — продолжала Соня, — я не бросаю. Мне оформят академический отпуск. Год я буду работать медицинской сестрой в советском госпитале. Отличная практика. Вернусь и закончу институт. Все будет о’кэй.
— Соня, я теряю тебя.
— Обратного хода нет, Сережа. Ведь я ждала тебя. Думала, после развода с Викой мы будем вместе. А ты и полшага не сделал мне навстречу. Я ведь люблю тебя, Сережа.
— Соня, Сонечка… — Сергей сжал ее руки. — Теперь не позвонишь тебе, не поплачешься. Ты все понимаешь, как никто. Ты не передумаешь?
— Поезд ушел, Сережа.
— Как никто… — повторил он.
Соня стояла спиной к реке, опираясь руками о перила барьера. На ней было свободно сидящее платье лимонного цвета с широкими рукавами, перехваченное тонким поясом. Черные прямые волосы едва не доходили до плеч.
Сергей внезапно увидел другую Соню — не угловатую, с резкими движениями, а женственно-мягкую. Она печально-укоряюще глядела на него.
— Поздно, Сережа. Ну пора, меня ждут, не иди со мной.
Он вспомнил слова матери: «Соня для тебя была бы прекрасной женой». И только сейчас понял их правоту.
— Соня, напиши, пожалуйста. Мне это очень нужно.
— Посмотрим. Прощай.
Она поцеловала его.
Он считал свою личную жизнь неудавшейся. Дважды он сделал в жизни ошибки — с Викой и с Соней.
Вика, может быть, и неплохая, но духовно убогая — мать сумела воспитать ее такою. Голая страсть к Вике подавила в нем разумное, правда, он пытался как-то жалко сопротивляться, хотел обратить Вику в свою веру, но…
А с Соней! Задним числом он понял, что мимо проплыло его счастье. Оно было так близко, так возможно, просилось ему в руки, именно просилось…
Он оказался эмоционально тупым, глухим, просто неумным. Да, да, да… ему нужна была такая жена, как Соня. Ведь мать говорила ему, что страсть проходит, ее дурман постепенно выдувается ветром повседневности, супруги трезвеют и, если нет ни крепких духовных нитей, ни общей жизненной идеи, муж и жена остаются каждый сам по себе, возникает пресловутое одиночество вдвоем, и, по существу, теперь бывшие супруги начинают искать свою новую половину; не зря муж и жена называют друг друга: моя половина.
«Значит, я ущербен, — рассуждал Сергей и испытывал от этого какую-то сладкую горечь самоистязания. — Что же делать? Я буду своеобразным отшельником, монахом. А за примером ходить недалеко — мой родной дядя Константин. Он так и окончил свои дни одиноким. Дядя после двух неудавшихся браков понял, что не создан для семейной жизни — у него был слишком тяжелый характер. И он решил, что больше не имеет права жениться и коверкать жизнь женщинам. Что ж, видимо, и меня ждет такая судьба. Как повезло в жизни дедушке и бабушке, маме и папе! И раз у меня не складывается личная жизнь, надо отдать себя работе».
