Сергей был газетным разнорабочим, на подхвате; знал это и не стеснялся, самолюбие не страдало. Любил просто сидеть в отделе, что называется, дышать воздухом редакции, а особенно по вечерам в кабинете заведующего отделом, во время его дежурства по номеру.
Заведующий давал ему вычитывать гранки, сокращать их, если не влезали в номер, поручал отвечать на звонки.
— Слушай, старик, — сказал он однажды Сергею, — то, что ты занимаешься разной мелочевкой, — это хорошо, иначе из тебя настоящий журналист не получится. А что бы тебе проблемную статью жахнуть? О книжной торговле. А? Я тебе даже могу заголовок подкинуть: «О книгах ходких и пылящихся на полке». Он точно отражает одну актуальную тему. Поговори с покупателями, книготорговцами, издателями. Больше советов давать не буду: учить плавать — бросать в воду.
И Сергей с разбега бросился в воду. Барахтался, окунался с головой, появлялся на поверхности, раза два ему бросали спасательный круг, наконец выплыл и добрался до желанного берега.
Появилась статья. Ее пафос был в том, как не издавать книги, не находящие спроса.
— Ну, Серега, — сказал Анвер, — ты меня здорово обошел, но я рад за тебя. Теперь, вот увидишь, письма пойдут на статью. Придется отвечать — это как пить дать. Будешь делать обзор писем.
Сергею как-то неловко было перед Анвером за свой успех. Положив ему руку на плечо, он сказал:
— Ничего, Анвер, будет время, и ты меня обойдешь, увидишь. Ты способнее меня.
Сергей искренне так думал.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЮБОВИ ИОНОВНЫ
Мама умирала с достоинством — так, как жила.
— Иона часто снится мне, — говорила она. — Я вижу его молодым и почему-то в Феодосии. Боже мой, когда это было — тысячу лет назад!
Она замолкала, забывалась. Потом снова открывала глаза и уже говорила с трудом, отрывисто:
— Красные ворота… Наш дом у Красных ворот… Мы идем к Красным воротам… Еще долго идти… Это его слова…
В последние часы мамы мы были у ее постели все вместе. Я перед самым концом опустилась на колени, прижалась щекой к маминой руке. Пульс почти не прощупывался. Я обернулась к Федору и Сергею и повертела из стороны в сторону головой. Они стояли позади меня, сцепив пальцы, подавшись к маме.
Хотя мы готовились к ее кончине, но все равно, когда она умерла, почувствовали такой гнет горя, такое осиротение!..
Мама была истинной главой нашей семьи, ее духовным началом, хотя, казалось бы, не вмешивалась в наши дела, ничего никому не диктовала.
Мы всегда, прежде чем что-то предпринять, шли к ней и, как раньше сказали бы, просили ее благословения. А теперь с потерей мамы прервалась живая связь поколений. Конечно, незримая связь эта навсегда останется в нас. Но ее олицетворение ушло навсегда.
