- Говорил я, что ты своей смертью не умрешь...
А вот и Фиса. Стоит на крыльце. На руках сынишка. Фиса ласково смотрит на него и шепчет:
- Скажи, Валерочка, папе: побыстрее возвращайся, скучно нам без тебя...
Фиса переводит взгляд на меня, в глазах ее - светлые облака. Откуда облака? Да вот же, совсем рядом, большие, красивые, и небо, синее-синее небо между ними. Но где земля?
Внизу одна за другой рассыпаются красные ракеты. Вместо знака "Т" выложен крест. Меня это уже не интересует. Вялость разливается по всему телу. Хочется спать.
Кажется, что время тянется медленно-медленно. На самом же деле проходят какие-то доли секунды... Мысли постепенно начинают проясняться, непонятная отрешенность исчезает.
Что произошло? Где я совершил ошибку, из-за которой едва не "сыграл в ящик"?
Позднее я докопался до истины. Виновником оказался ветер. На земле он дул в одном направлении, а на высоте в пятьсот метров - в противоположном. Он-то и вынес меня к мишени под большим углом.
На аэродром я прилетел с чувством собственной вины; медленно, "блинчиком", сел, зарулил на стоянку. Сразу бросились в глаза хмурые лица техника и оружейника. Они уже всё знали - мне не надо было вдаваться в подробности.
Мотор, охлаждаясь, лениво урчал на малых оборотах. Богаткин осмотрел приборы и буркнул:
- Выключай...
Я перевел лапки выключателя в нулевое положение. Винт несколько раз дернулся и застыл. И сразу стало тихо. Только над головой заливался невидимый жаворонок. В траве стрекотал кузнечик. Что может быть радостнее снова чувствовать под ногами твердую почву после воздушной передряги!
- Кто вам рассказал?
- Яковлев.
Я помолчал. Медленно расстегнул лямки парашюта, не спеша освободился от подвесной системы.
- И что же он болтанул?
- Как болтанул! Вы разве не слышали? - вспыхнул техник. - Старший лейтенант Хархалуп не вернулся на аэродром.
* * *
Я ворочался на своей койке, думая о жизни. Каким жалким казался мне этот мир! Что в нем человек! Мишень, в которую стреляет несчастье и очень часто попадает в цель.
В комнате стояла гнетущая тишина. Многие еще не вернулись с аэродрома. Вечером мне предстояло заступать в суточный наряд. Я пытался заснуть, но невеселые мысли разгоняли сон. Людям никогда не хочется умирать. Тем более весной, когда мир полон света, цветут сады, радуют и чаруют полевые дали. Я прикидывал так и этак, но никак не мог представить, что меня уже нет. Меня нет, а легкие кудрявые облака плывут, люди смеются, серебристые "чайки" летают... Я тогда физически почувствовал, что у меня есть сердце, что оно может болеть, ныть. В груди щемило. Не хотелось ни о чем думать. Странно, никто не вызывал меня "на стружку". Обычно с таким делом не тянут. Наверное, все заняты розысками Хархалупа. Я почему-то был спокоен за него. Сильнейший летчик полка. Железный человек. Разве может с таким что-нибудь случиться? Но до сих пор о нем нет никаких известий, хотя времени прошло уже много.
