…Древний Джон сидел в кресле-качалке. Он пододвинулся ближе к камину, кутался в грубошерстный домотканый плед, но ему было холодно. На сто третьем году жизни человеку нелегко согреться. Старик часто сморкался, заученным жестом нахлобучивал лохматую меховую шапку. У его ног, одетых в толстые шерстяные носки, на свалявшейся грязно-бурой овчине лежал рыжий огнеземельский кот, огромный и жирный. Время от времени старик осторожно ставил на него мерзнущие ступни. Сонно мурлыкая, кот покорно грел их своим телом.
Из выцветших глаз старика скатывались слезы. Они текли по рытвинам его морщин, как стекает роса по коре старого дерева. То были слезы не горя и не радости. Слезы зябнущего старика. Кожу на лице Джона нельзя даже было назвать дряблой. Морщины высохли, словно потрескались. Они были почти коричневыми. Джона родила смуглая патагонка.
Старик курил закопченную глиняную трубку.
— Если Дэвисов не вешали, они всегда жили долго. Самоубийц у нас не бывало, — сказал он гордо. Его прищуренные, до странности белые глаза осуждающе смотрели на внука. — Ты слышишь, Ред, самоубийц у нас не бывало.
— Сто раз слышал, — огрызнулся Ред.
Перепалка между внуком и дедом началась со вчерашнего дня. Старик насупился, но, помолчав, сказал примирительно:
— Ты прав, Реди, я, кажется, повторяюсь. Говорить или слышать одно слово дважды Дэвисы никогда не любили.
Обложенный подушками, Ред полулежал в своей кровати. После операции шли уже четвертые сутки. Юноша был еще слаб, но на его щеках начинали проступать розовые жилки. По рекомендации врача миссис Агнесс отпаивала сына парным овечьим молоком. Через каждые два часа она появлялась в комнате с белой эмалированной кружкой. Пышущая здоровьем и привлекательная, она жизнерадостно улыбалась:
— Как дела, Реди? Вот твое молоко.
Усталые голубые глаза мальчика смотрели равнодушно.
— Спасибо, мама, — сухо говорил он. В присутствии деда Ред выдерживал характер.
Мрачного настроения сына мать, казалось, не замечала.
— Ты знаешь, Реди, возле нашего овчарника расцвели два чудесных мака. Я боюсь их сорвать, как бы раньше времени не опали лепестки. Или ты хочешь, чтобы я принесла эти маки?
— Нет, мама.
— Я тоящ так подумала, пусть растут. Удивительно, не правда ли? Вдруг расцвели маки! До весны еще так далеко.
Пока, обхватив ладонями кружку, Ред медленно пил молоко, миссис Агнесс стояла у его кровати, рассказывая о каких-нибудь новостях. Голос у нее был певучий и ласковый, но без намека на сентиментальность.
