Парня мы застали едва живым. Мертвенно-бледный, он лежал на кровати совершенно безучастный ко всему, с неподвижно застывшими глазами.
— Этот мальчик действительно плох, — натягивая халат, сказал Залман Аронович. — Вы видите, каков он? Он бы к вечеру умер.
Дэвисам доктор перевел свои слова иначе:
— Я говорю, что положение не блестящее, но пока ничего страшного. Ему нужна свежая кровь, литра два.
Вместе с Редмондом всех Дэвисов семь человек. Кровь деда и отца не годилась: они оба были слишком стары. Энни кормила двухмесячного ребенка, поэтому ее кандидатура тоже отпала. Оставались сорокалетняя миссис Агнесс, мать Реда, и его двоюродная сестра Марго. Но сначала нужно было узнать, какая группа крови у них и у юноши. Кровь родственников, даже матери и сына, совпадает по группе не всегда.
У Марго оказалась вторая группа, у миссис Агнесс — третья. Труднее было определить группу Реда. Доктор исколол ему все пальцы, так и не выжав из них ни капли. Пришлось класть под микроскоп бинты с уже заскорузлыми кровяными пятнами. Наконец выяснилось.
— Третья, — шумно вздохнул Залман Аронович и выразительно глянул на меня. Ему, корабельному врачу, моя группа крови была, конечно, известна.
— Ладно, — сказал я, пожав плечами.
— И сколько вам не жалко? — Свою одесскую манеру задавать вопросы Залман Аронович сохранял в любой обстановке.
— Да берите пол-литра! — вдруг расхрабрился я. Потом меня осенило: «Пол-литра — это же восьмая часть всей моей крови!» Но убавить щедрость теперь было неудобно.
Доктор перевел мой ответ Дэвисам, добавив:
— Мистер Иванченко желает сделать из вашего сына запорожского казака.
И, готовя прибор для переливания крови, принялся рассказывать, кто такие были запорожцы. Слушая, как он их восхваляет, представив меня будто бы выходцем из Запорожья, я краснел и с тягучей тоской ждал боли. Ничего на свете так не боюсь, как боли.
Когда прибор был готов, Залман Аронович сказал мне с усмешкой:
— Дух запорожца вы уже проявили, это было оценено по достоинству, а теперь прошу закатать правый рукав. Возьмем двести пятьдесят граммов, по донорской норме. Вполне достаточно. На борту мы имеем еще людей…
До того часа я не знал, что процедура выкачивания крови даже приятна.
Сначала чуть-чуть возбуждаешься, потом по всему телу разливается умиротворяющая нега, как от легкого опьянения. И только после перед глазами жиденький дымок да немножко липко во рту.
У Нью-Айленда наш корабль стоял неделю. Я был свободен от судовых работ и жил в доме Дэвисов. Теперь они считали меня своим родственником, кровным братом Редмонда.
