За лоцманом в рулевую рубку он не пошел, остановился на палубе, где собрался почти весь экипаж корабля. Улыбнувшись, неожиданно сказал по-русски:
— Здравствуйте, товарищи!
Вряд ли мы были бы больше поражены, если бы услышали русскую речь на тихоокеанском атолле. Здесь, на сумрачных Фолклендах, это казалось еще более невероятным.
Видя наше изумление, живой Паганель смутился:
— Я исполнять обязанность карантинный врач. Доктор Слэсар — это есть я. — Слова он выговаривал старательно, но с согласованием у него не все ладилось. — Я понятно говорить?
— Да, да, конечно, вы говорите прекрасно. Нам просто не верится, что мы слышим русскую речь.
В его глазах вспыхнула радость.
— О, русский язык я говорить шибко немножко!
В этот момент на палубу, запыхавшись, выбежал наш судовой врач, Залман Аронович.
— Что вы держите человека? Это же карантинщик, я должен решить с ним массу вопросов. Гуд дэй, коллега! Плиз. — И жестом указал ему путь к судовому лазарету.
Потом, уже в бухте, проводив доктора Слэсара на берег, Залман Аронович сообщил мне:
— Вы знаете, этот Слэсар пригласил меня завтра на ужин. Я сказал ему, что со мной будет мой ассистент. Вы знаете, о ком я говорил? Я говорил о вас.
— Я ваш ассистент?!
— А что?
— Какой же я ассистент? Между прочим, он уже видел меня в матросской робе.
— Ну и что? Вы думаете, он помнит, кого видел? Это была одна секунда. Он запомнил меня, потому что я его коллега. Вы знаете, кто он? Он главный врач больницы. Портовый карантин для него, как для моей бабушки Парижская академия.
— Но, Залман Аронович, это же смешно — ассистент! Лучше бы вы представили меня корреспондентом «Медицинской газеты». По крайней мере я был им.
— Кому это надо? Вы ничего не понимаете. На советском корабле работает врач и он имеет ассистента. Солидно! Скажите мне спасибо, я вам делаю материал, вы напишете целую «Белую акацию»!
В чужой дом в чужой стране входишь всегда с волнением и тайной робостью. Там, за этим порогом, интимный мир человека, которого до конца, кажется, никогда не узнаешь. Обитель непостижимого. И невольно улыбнешься, заметив вдруг что-то давно знакомое.
Цветы. Хризантемы, гвоздики, астры… Такие же, как везде. Только тут они растут на веранде в больших деревянных ящиках.
Веник, совок для мусора, затоптанный ворсистый половик. В углу на грубоватом табурете ведро с водой и высокая медная кружка. Как в украинских сенях.
На веранде доктор Слэсар сказал:
— Я есть… Как это, если без женщина?
